Сепаратисты
Шрифт:
— Ха и еще раз ха! Одно не отменяет другого. Не важно, Лайс прав — неизвестно как упадут кости. Удача вещь капризная, но это гораздо интереснее, чем сидеть в деревенской лавке и отвешивать три конфетки ребенку, тщательно пересчитывая медные сантимы из потной ладошки. Я пошел в добровольцы в надежде найти другую жизнь. Не такую, как у моего отца. Может, это было глупо, но вернуться назад даже сержантом и с двумя орденами? Исключительно похвастаться. Я хочу другой жизни! Рисковой.
— А я нет, — отрезал Киран Дубравин. — Мне кровь уже поперек горла. Хочу в конюшню и не слышать больше никогда криков раненых лошадей, — его передернуло. — Людей не так жалко. Он хоть понимают, на что идут. А лошадь и возмутиться не может. Все! Пока меня не трогают, я просто развожу породистых скакунов и
— А тронут? — вкрадчиво спросил Лайс.
— Мы не арендаторы и ничего ужасного родичи не писали. Хорошие кони всегда нужны. Вы не думайте, если проблемы я всегда помогу, но лезть в эти политические дела… Без меня. Возьмете на себя слишком много и пойдете на каторгу. Без вины. Найдут причину. Земля — это власть. Кто ж ее добровольно отдаст?
— Вот и решили, — подвел итог Рудов. Трое за Лигу, двое сами по себе. Без обид парни, выбор честный. Пути расходятся, но это не значит, что необходимо смотреть на товарища зверем. Патра большая, а человек с человеком бывает встретится. И никто нам не мешает, — провозгласил, извлекая из мешка бутылку без этикетки под общее оживление, — выпить с ветераном Сводного отряда за прошлое. Спорим, лет через двадцать война будет вспоминаться как замечательное время?
— Мне вряд ли, — заверил Дубравин, в свою очередь, предъявляя дополнительную бутыль и два стакана.
— Ерунда! Молодой, здоровый, почти не пострадавший. Сквозная дырка не в счет. Девки любили и здоровья навалом. И свобода! Никаких обязательств, за тебя командиры думают. Кормят, поят, одевают, а ты вечно недоволен. Мало, плохо и невкусно. Дома-то ту же кашу жрал без масла за ушами трещало. Если сравнить, ха! В пятьдесят держишься за поясницу прямо с утречка и жена пилит за отсутствие денег. А дети на твои указания потихоньку плюют и от рук отбились. Как мы, — подумав, добавил, — под общее ржание. А что? — он обвел всех взглядом. — Кто-то хочет похвастаться, что его родители радовались идее пойти добровольцем? То-то! — поднимая стакан, провозгласил, — чтоб наши дети не были хуже нас!
Задним числом для объяснений всегда находятся веские причины. Например на специфический народный характер, вошедший в анекдоты — трудолюбивый, порядочный, аккуратный в работе, уверенный в себе и при этом не прочь почесать кулаки в ближайшем баре, сбрасывая лишнюю энергию, ссылаться не имеет смысла.
Скорее приходится вспомнить о наложенных королевским правительством ограничениях. На государственную службу патранов не брали и даже на острове коренные жители за редчайшим исключением занимали низкие государственные должности. В армии офицеров соответствующего происхождения вплоть до войны можно пересчитать на пальцах двух рук и еще останутся свободные.
Попасть в аристократический клуб патраны имели крайне мало шансов. Зато подняться в качестве торгово-промышленной буржуазии никто не препятствовал. К подобным попыткам относились пренебрежительно, не видя конкуренции. Практически все товары с острова в начале века являлись худшими копиями произведенных в метрополии.
Скопин завербовал лучших шиольских металлургов, подготовивших целое поколение патранских мастеров. Он такой был не один. Не менее известна семья Хоуп. Многие предприниматели начинали с копирования чужих образцов. Уже к началу войны патранская промышленность не только вышла из-под контроля метрополии, но и сама стала способной многому научить. Локомотивы и основная часть вагонов поставлялись в метрополию с острова. Как и рельсы.
Глава 3. Семья. 2695 г.
Стен не стал задерживаться на вокзале. С изрядным облегчением, распрощался с последней партией направляющихся домой демобилизованных солдат. Хотелось остаться одному и забыть на время чужих проблемах. С чувством глубокой благодарности (без них все было бы намного сложнее) пожав на прощание руки своим сержантам, тоже отправляющимся в родные места, вышел на улицу. На ближайшую неделю труды праведные на пользу другим закончились.
Чем пахнет его
Начало было положено забастовкой в порту Натмука. Раздраженным демобилизованным пассажирам не показалось, корабль сменил курс и пошел совсем не туда, куда они отправлялись. Капитан решил, что стоять на рейде неизвестно сколько времени в ожидании возможности подойти к причалу в его задачу не входит. У него еще обратный рейс на ближайшее время запланирован. Высадка произойдет севернее и ничего страшного. Для него. А успокаивать взбудораженную массу солдат он охотно предоставил Шаманову. Поэтому пришлось брать на себя роль усмирителя, умиротворителя и обещателя. Дальше уже возможности остановиться не было.
Восемь с лишним сотен злых на всех кругом патранов, высадившихся в Синенде, вполне могли продемонстрировать свое отношение невинным, да и не подозревающим о причинах возмущения, жителям города кулаками. Да и оружие у многих имелось. Десяток полицейских, примчавшийся к причалу ничего бы сделать не смог. При желании неуправляемая толпа, подогретая еще и алкоголем, а многие хорошо приняли, включая его собственных сержантов, легко могла бы навести в городе шороху с серьезными последствиями. Поэтому Стен взял командование на себя. Не в первый раз. Задача была достаточно интересная и с прицелом на будущее.
Навести порядок, построить в колонну (на удивление сильно недовольных не оказалось и подчинялись охотно), промаршировать до военной комендатуры и взять за шкирку тамошнего полковника с парочкой адъютантов. Тут еще требовалось не забыть прихватить печати и прочие столь важные для выполнения чиновничьего долга предметы и препроводить всех на железнодорожный вокзал. Получать на каждого солдата отдельно предписания о бесплатной поездке, согласно контракту добровольца о льготах после демобилизации, не было ни времени, ни желания. Да и кормить практически полк за чей счет?
Когда солдаты вошли в здание вокзала, было ощущение захвата ключевой позиции в стане врага. Указания он предварительно отдал четкие и сержанты-помощники правильно поняли мысль о психологическом давлении. Колона четко разбилась на более мелкие подразделения, и все происходило страшно по-деловому. Караулы занимали важнейшие точки, посторонних согнали в угол. Большинству не впервой оккупировать города.
Обвинить в чем-то серьезном или нарушении законов никто бы не смог, но неприкрытая угроза явственно пугала и железнодорожников, и военкоматских офицеров, и гражданских лиц на вокзале. Достаточно ясно ощущалось — не дай им чего требуют (а все звучало если не вполне законно, то на грани) и итоги выйдут очень серьезными.
Напуганное начальство железнодорожников было представлено пред Шамановские очи страшно довольными солдатами, корчащими жуткие лица и обсуждающими опыт убиения с членовредительством, принесенный с войны. Тут уж они старались в меру разумения, нагоняя трепет и панику, получая массу удовольствия от нервной реакции гражданских кроликов, не нюхавших пороха. Не часто могли себя так непозволительно вести без серьезных последствий.
Крики железнодорожников о невозможности всех посадить в вагоны были отвергнуты Стеном сразу. Он прекрасно понимал, чем дольше держать здесь сотни недовольных людей, тем выше шансы на эксцессы, выпивку, мордобой и прочие прелести с непредсказуемым результатом. Точнее, как раз что произойдет, он догадывался без труда. Удержать стихию одним авторитетом он не в состоянии. Выход был единственный — решить проблемы как можно скорее. И естественно за чужой счет.