Сэр Евгений [СИ]
Шрифт:
Лю, младший брат и бывший чиновник, был полон амбиций. Они были глубоко скрыты, но я угадывал их в тонких намеках, упрятанных в велеречивости речей. Он не был трусом, в полном понимании этого слова, был готов ответить ударом на удар, но если представлялась такая возможность, предпочитал нанести своему противнику удар в спину. Сначала меня раздражали его длинные, окольные речи, но затем из его объяснений понял, что прямо в Поднебесной никто не говорит, а длинные, расплывчатые речи с витиеватыми оборотами должны были подчеркнуть тонкость ума и образованность человека. Ему сильно не хватало своего прежнего положения, того почета и уважения, которые ему оказывали, когда он занимал солидную должность. Он был 'карьеристом' в чистом виде, готового лезть наверх по трупам своих соперников. Да и к доносам относился положительно,
– Живя в стране с такими законами, поневоле станешь уродом с атрофированной совестью и нравственностью шлюхи'.
Но даже при всех его недостатках это был умный, образованный, нестандартно думающий и глубоко чувствующий, человек. Как все эти достоинства и недостатки могли сочетаться в одном человеке, так и не мог понять, сколько не думал над этим вопросом.
У Джеффри отношения к китайцам были намного проще, он управлял ими, как слугами, стоявшими ниже его по положению. К тому же они были китайцами, а значит, уже тем самым не являлись ровней чистокровному англичанину. Правда, со временем, оценив боевые качества братьев, он изменил к ним свое отношение. Это не было высказано словами, зато исчезло явное презрение и откровенные насмешки. Хью же смотрел на жизнь глазами Джеффри, как своего непосредственного командира. Когда отношение того к китайцам изменилось, арбалетчик найдя в Ляо родственную душу, стал вместе с ним совершать набеги на кабаки и бордели.
ГЛАВА 11
Сначала мы увидели над лесом, лениво трепещущий флаг. Разглядеть, чей был на нем изображен герб, не было ни малейшей возможности из-за дальности расстояния. Впрочем, даже если бы я мог его рассмотреть, мне это мало что дало, так как мои познания в геральдике не отличались большой глубиной. Только благодаря титаническим усилиям моего телохранителя я стал разбираться в основах этой премудрости, но только на уровне самого Джеффри. Когда он это понял, то решил подтолкнуть меня к обучению, причем подошел к этому вопросу творчески, проявив своеобразную житейскую смекалку. Слыша время от времени, как я ссылаюсь на книги, он нашел в Мидлтоне, в книжной лавке, трактат о геральдике с большими красочными картинками, а затем, почти заставил меня его купить. И это при его отношении к тратам на всякие ненужные вещи, к каким он относил и книги. За время моего лечения мы несколько раз занимались по этой книге. Его великолепная зрительная память на гербы, а также знание основных ветвей английских родовитых семей сначала делали эти занятия весьма познавательными. К тому же яркие и своеобразные картинки мне нравились, поэтому я подолгу их разглядывал с немалым любопытством. Медведи, олени, леопарды. Встречались и более необычные существа, как, например, единороги. Интересно было так же читать смелые и оригинальные девизы, но что ни говори, это была учеба, к тому же язык на котором излагались основы геральдики, был неимоверно напыщенный и сложный, с множеством лишних описаний и ненужных деталей.
'В геральдике правая и левая стороны щита определяются не с точки зрения человека, смотрящего на щит, а с точки зрения человека, стоящего за щитом, или воина, держащего его в руке. Таким образом, левая часть щита на рисунке, называемая "декстер", обращённая к правой руке воина, считается правой, а правая часть, называемая "синистер", обращённая к левой руке (которая держит щит) считается левой…'.
'Щит, как правило, разделён на несколько частей, каждая из которых называется полем. Это деление образуется раскраской щита несколькими тинктурами, вследствие чего и образуются геральдические фигуры - почётные и второстепенные. Основных делений четыре: рассечение, пересечение, скошение справа и скошение слева. Эти деления…'
Я понимал, что это надо и заставлял себя учить дворянскую науку, но в тоже время ум человека двадцать первого века, как бы исподволь, говорил, это пустое и никому ненужное занятие, а потому я трачу время попусту. И вот когда телохранитель явился для очередного урока, неожиданно для себя я вспылил и высказал
– Ты что-то хотел мне сказать, Джеффри?
– Томас, я давно хотел поговорить с тобой… о тебе. Это глупо звучит, но я не знаю, как по-другому тебе это сказать. Понимаешь, у тебя тело и лицо Томаса Фовершэма, а душа… не его. Да, я знаю, что Господь Бог вроде бы заменил тебе душу, дав тем самым шанс тебе исправиться и зажить новой жизнью, в соответствие с церковными заветами. Мне отец Бенедикт сказал об этом. Пусть так, а также я согласен с ним, что Господь в очередной раз явил нам чудо. Хорошо. Но я хорошо знал того Томаса, как его отца и многих других дворян благородных кровей… Никто из них не знал столько много разного про другие страны и народы. Или взять это устройство для натяжения тетивы арбалета… Хью в восторге от этой штуки и говорит, что никто и никогда не видел подобного устройства! А он воевал в разных странах, даже один раз был в холодной стране, где настолько холодно, что даже солнце летом не растапливает слой льда и снега, покрывающий землю. Я тут на днях говорил с Лю, так тот восхищался твоими знаниями в лекарской науке… как ее…
– Анатомии, Джеффри.
– Точно. Анатомия. Органы, что внутри человека. Откуда это? Ты умеешь плавать, чего не умел ни Том, ни его отец. В отличие от них, ты так часто плещешься в воде, что, наверно, скоро превратишься в бобра или утку. С каждым днем твое умение владеть мечом становится все лучше, но когда ты впервые взял его в руку, я понял, что… ты и в самом деле впервые держишь меч. Через мои руки прошло много новичков, поэтому мне не нужно это знать, я просто чувствую. Ты не знаешь геральдики, одной из основных рыцарских наук. Да что там гербы, ты не знал простых вещей, которые знает любой ребенок. Ты много чего не знал и до сих пор не знаешь и в тоже время ты знаешь много. Том, ты мне как родной сын и я хочу понять, что с тобой произошло. Конечно, ты можешь сказать, что не знаешь про то, что с тобой происходит, но я вижу, не глазами, сердцем, что это не так. Скажи мне истинную правду - разреши мои сомнения. Скажи честно и прямо, ты Томас Фовершэм, сын господина барона Джона Фовершэма?!
– На прямой вопрос я дам тебе прямой ответ, Джеффри. Я не Томас Фовершэм, а… - я помолчал, не зная как по-простому объяснить ему подобный феномен, и только когда меня осенило, продолжил.
– Я… душа человека,… застрявшая между небом и землей.
– Ты говоришь о духе умершего человека?!
– Нет! Мое тело,… лежит в глубокой коме, - увидев непонимание в глазах Джеффри, я начал объяснять - Ну, это, что-то вроде… паралича. Ни рукой, ни ногой двинуть не могу и ничего не чувствую.
– А!
– зажглись пониманием глаза телохранителя.
– Знаю! Во французской деревне такое видел, когда мы с господином бароном в поход ходили. Зашли мы с Эдвардом, солдатом одним, в дом, а там мужик лежит. Мы с ним и так и сяк, а он смотрит на нас и молчит. Эд не выдержал и нож ему в ногу вонзил. Думали, сейчас вскочит, а ему хоть бы хны! Даже не вздрогнул. Тут я попробовал. Ему хоть бы хны! Смотрит и все. Мы уже стали думать, не Враг ли рода человеческого в него вселился? Бросились из этого дома, а тут по улице, нам навстречу, идет наш капеллан. Мы к нему. Он зашел в дом, посмотрел на мужика и сказал, что мы придурки каких свет не видел, а потом объяснил, что, дескать, за грехи господь Бог насылает на человека всяческие страшные болезни и эта одна из них. Называется паралич. Да я же тебе эту историю рассказывал, Том! Ох! Забыл! Ты же…
– Да, точно так. Мое тело лежит и ничего не чувствует, потому что моя душа ушла из него.
Некоторое время Джеффри смотрел на меня, очевидно пытаясь понять, как такое может быть, а потом нерешительно спросил:
– Ты простолюдин?
– Нет, Джеффри, дворянин.
Я соврал ему, но по просветлевшему лицу телохранителя было видно, что ему хотелось услышать именно этот ответ.
– А где лежит твое тело?
Этот ответ я уже заготовил, поэтому выдал без запинки: