Сэр Найджел (илл. Н. Лямина)
Шрифт:
— И как же ты распорядишься, Найджел?
— Мы непременно сойдемся в поединке, и либо я увижу леди Беатрису, либо ты увидишь леди Мери. Нет, не благодари меня! Ведь я, как и ты, приехал в этот край на поиски чести и не знаю, где мне еще ее искать, как не на конце твоего меча. Мой благородный господин сэр Джон Чандос много раз говорил мне, что ему еще не доводилось встретить французского рыцаря или оруженосца, чье общество не доставило бы ему много удовольствия и пользы, и теперь я убедился, что он говорил чистую правду.
Около часа новые друзья ехали бок о бок, и француз пел хвалы своей даме, чью
Найджел, чью английскую холодность растопил этот юный луч южного солнца, принялся в свою очередь рассказывать о вересковых холмах Суррея, о Вулмерском лесе и даже о священных покоях Косфорда.
Вот так они ехали на закат под мерный топот лошадиных копыт, уносясь мыслями к дальним родным краям, как вдруг нежданный звук заставил их мгновенно возвратиться на коварные холмы Бретани.
За грядой, к которой они направлялись, прогремела труба. Издали ей протяжно ответила другая.
— Это ваш лагерь?
— Нет, — возразил Найджел, — у нас есть только дудки и литавры. Поостережемся! Мы же не знаем, что там впереди. Прошу тебя, свернем вон туда и всё увидим, оставшись незамеченными.
Гребень усыпали валуны, и, укрывшись за ними, оруженосцы увидели длинную скалистую долину. На пологом холме виднелась невысокая крепостца. А на некотором расстоянии от нее возвышался угрюмый замок, столь же мощный, как скала, на которой он стоял, с массивным донжоном у одного угла и четырьмя длинными стенами в прорезях бойниц. Над башней гордо развевалось большое знамя с гербом, который в лучах заходящего солнца отливал красным. Найджел приставил ладонь к глазам и свел брови.
— Это не герб Англии, и не лилии Франции, и не горностай Бретани, — промолвил он. — Владелец замка воюет сам за себя, раз поднял над ним свое знамя. И герб его, кажется, червленая голова на серебряном поле.
— Окровавленная голова на серебряном блюде! — вскричал француз. — Меня остерегали против него. Это не человек, друг Найджел, а чудовище, которое ведет войну и с англичанами, и с французами, и со всем христианским миром. Неужели ты не слышал про Мясника из Ла-Броиньера?
— Нет, никогда.
— Во Франции его имя проклято. Ведь не далее как в этом году я слышал, что он убил Жиля де Сент-Поля, друга английского короля.
— Поистине так. Теперь я вспоминаю, как про это говорили в Кале перед тем, как мы отплыли.
— Значит, здесь его гнездо, и да смилуется над тобой Господь, если ты войдешь вон под ту арку! Еще ни один пленник не выходил оттуда живым. С тех пор как началась война, он сам себе король, и в его подвалах спрятаны богатства, награбленные за одиннадцать лет. Как может настичь его правосудие, если никому не ведомо, чья Бретань? Но когда мы выгоним вас всех на ваш островок, то, клянусь Богоматерью, мы взыщем с владельца
В эту минуту вновь загремела труба. Звук ее доносился не из замка, но с дальнего конца долины. На стенах замка протрубили ответный сигнал. И тут появился беспорядочно растянувшийся отряд, который возвращался в свое убежище после какого-то разбойничьего набега. Впереди во главе копейщиков ехал высокий дюжий человек в медных доспехах, в закатном сиянии смахивавший на золотого истукана. Шлем он отстегнул и придерживал перед собой на шее коня. Густая спутанная борода закрывала нагрудник, а нечесаная грива волос ниспадала на спину почти на такую же длину. Возле него оруженосец высоко поднимал знамя с кровоточащей головой. За копейщиками тянулась вереница тяжело нагруженных мулов и толпа злополучных крестьян, которых гнали в замок. Сзади двигался второй многочисленный отряд конных копейщиков, конвоируя десятка два пленных, сгрудившихся тесной кучей.
Найджел вгляделся в них, вскочил на коня и направил его по гребню к тому месту, откуда можно было открыто наблюдать за воротами замка. Не успел он добраться туда, как кавалькада уже достигла подъемного моста и под приветственные вопли со стен двинулась по нему узкой цепочкой. Найджел вглядывался в пленников, замыкавших ее, с такой сосредоточенностью, что не заметил, как выехал из-за скал на открытую вершину.
— Клянусь святым Павлом! — вскричал он. — Глаза меня не обманули, это их бурые куртки. Они схватили английских лучников!
Он еще не договорил, как последний пленник, крепкий, широкоплечий, оглянулся, увидел в вышине над собой сверкающую фигуру с поднятым забралом, разглядел пять алых роз, пылающих на ее груди. Мощным взмахом руки он оттолкнул своих стражей и на мгновение остался стоять совсем один.
— Сквайр Лоринг! Сквайр Лоринг! — крикнул он. — Это я, Эйлуорд, лучник! Это я, Сэмкин Эйлуорд!
Но тут его схватили десятки рук, в рот ему всунули кляп и последним втащили под темную арку зловещих ворот. Затем, лязгнув, железные створки сомкнулись, подъемный мост был поднят, и пленники вместе с их стражами, остальными разбойниками и их добычей исчезли в недрах угрюмой безмолвной крепости.
Глава XX
Как англичане хотели взять замок Ла-Броиньер
Несколько минут Найджел, неподвижный, точно статуя, продолжал смотреть на мощные серые стены, за которые угодил его несчастный товарищ. Он очнулся, только когда на его плечо ласково легла ладонь, а над ухом раздался голос юного оруженосца:
— Peste! [22] В клетку к ним попали ваши птички? Так что же, друг мой! Не вешай головы. Таковы прихоти войны: сегодня они, завтра ты, и рано или поздно смерть для каждого из нас, не правда ли? Хотя нельзя не пожалеть, что они угодили в лапы Мясника Оливера.
22
Проклятие! (франц.)