Сэр Найджел. Белый отряд
Шрифт:
Обхватив плотное туловище разбойника, уткнувшись головой в его косматую бороду, Эйлвард давил, пыхтел, нажимал. Сплетенные в тесном объятии, они боролись на пыльной дороге, и призом победителю была жизнь. Дважды могучий разбойник чуть было не опрокинул Эйлварда, и дважды более молодой и ловкий лучник сумел удержаться на ногах и не ослабил хватки. А затем наступил его черед. Заведя ногу под колено противника, он мощным рывком опрокинул его. С хриплым криком разбойник упал на спину и не успел еще коснуться земли, как Эйлвард уперся коленом ему в грудь, а свой короткий меч погрузил ему в бороду, приставив острие
– Клянусь десятью моими пальцами! – пропыхтел он. – Только шевельнись, тут тебе и конец!
Впрочем, тот лежал неподвижно, потому что падение его оглушило. Эйлвард посмотрел по сторонам, но женщины нигде не было видно. Дубина только опускалась в первый раз, когда она уже скрывалась за деревьями. Лучника одолел внезапный страх: а что, если его юного господина заманили в гибельную ловушку? Но его дурные предчувствия тут же и рассеялись: по дороге к нему бежал Найджел, вышедший на нее много дальше.
– Клянусь святым Павлом! – крикнул он. – Кого это ты придавил к земле? И где дама, оказавшая нам честь, попросив у нас помощи? Увы, мне не удалось найти ее отца!
– Тем лучше для тебя, благородный сэр, – сказал Эйлвард, – ибо сдается мне, что батюшка ее сам дьявол. По-моему, она жена Путтенемского Лесовика, а это сам Лесовик, который подобрался ко мне, чтобы раскроить мою голову дубиной.
Разбойник уже открыл глаза и угрюмо переводил взгляд со своего победителя на новопришедшего.
– Везучий ты человек, стрелок, – сказал он. – Со многими мне доводилось бороться, но никому еще не удавалось меня повалить.
– Да уж, хватка у тебя медвежья, – согласился Эйлвард. – Однако трусливая это штука подослать жену, чтобы она меня держала, пока ты размозжишь мне голову! И уж вовсе злодейство заманивать путников в ловушку, умоляя их о жалости и помощи, так что мы чуть было не погибли из-за собственного мягкосердечия. И тот, кто вправду будет нуждаться в нашей помощи, теперь ее не получит из-за твоих грехов.
– Когда против тебя весь свет, – пробурчал разбойник, – то воюешь с кем и как можешь.
– Ты заслуживаешь петли хотя бы за то, что обрек на такую жизнь эту женщину, прекрасную и красноречивую, – сказал Найджел. – Давай-ка привяжем его за руку к моему стремени, Эйлвард, и отведем в Гилфорд.
Лучник вытащил из колчана запасную тетиву и связал разбойника, как ему было сказано, но тут Найджел внезапно испустил испуганный крик:
– Пресвятая Дева Мария! Где седельная сумка?
Сумка была срезана острым ножом. С седла свисали только остатки ремня. Эйлвард и Найджел в отчаянии уставились друг на друга. Молодой сквайр сжал кулаки, а потом начал горестно дергать себя за золотые кудри.
– Браслет леди Эрминтруды! Кубок моего деда! – восклицал он. – Что я ей скажу? Я не могу вернуться домой, пока не отыщу их. Ах, Эйлвард, Эйлвард! Как ты допустил, чтобы их похитили?
Простодушный
– Откуда же мне было знать? Ты ведь не сказал, что везешь в сумке дорогие вещи, не то я бы глаз с нее не спускал. Вот что! Срезал ее не этот душегуб: как мы с ним схватились, я его из рук не выпускал. Значит, его женщина сбежала с сумкой, пока мы боролись.
Найджел растерянно расхаживал взад и вперед.
– Я бы за ней на край света отправился, знать бы только куда! Но в лесу этом ее отыскать не легче, чем мышь в пшеничном поле. Святой Георгий, победитель дракона, заклинаю тебя этим славным рыцарским подвигом, помоги мне! И ты, святой Юлиан, добрый покровитель всех путников, укрывающий их от бед. Две свечи будут гореть в твоей годалмингской часовне, если ты вернешь мне мою седельную сумку. Я все отдам, лишь бы она снова была у меня.
– А мою жизнь ты мне отдашь? – спросил разбойник. – Обещай отпустить меня, и она снова будет у тебя, если ее и взаправду унесла моя жена.
– Нет, этого я не могу, – ответил Найджел. – Тут дело пойдет о моей чести. Ведь сумка только мне принадлежит, а тебя отпустить – значит причинить вред многим людям. Клянусь святым Павлом! Недостойно я поступлю, если свое добро себе верну, а тебя отпущу грабить других.
– Хорошо, не отпускай, – сказал Лесовик. – Только обещай, что мне сохранят жизнь, и получишь свою сумку целой и невредимой.
– Как же я обещаю, раз решать будут гилфордский шериф и судьи?
– Но ты замолвишь за меня слово?
– Это я обещать могу, если получу свою сумку. Только не знаю, много ли толку будет от моего заступничества. Но все это пустые разговоры. Ты же не думаешь, будто мы настолько глупы, что отпустим тебя принести сумку назад?
– Я и не прошу, – ответил Лесовик. – Вернуть ее тебе я могу и не сходя с места. Клянешься ли ты своей честью и всем, чем дорожишь, что попросишь меня пощадить?
– Клянусь!
– И обещаешь, что мою жену отпустишь сразу?
– Да.
Разбойник откинул голову и испустил протяжный волчий вой. На несколько мгновений воцарилась тишина, а затем в лесу совсем близко раздался такой же вой. Вновь Лесовик испустил свой призыв, и вновь донесся тот же ответ. На третий раз из его уст вырвался трубный звук, словно в зеленом лесу звал свою подругу олень. Зашуршали кусты, захрустел валежник, и перед ними появилась та же высокая грациозная красавица. Не глядя ни на Эйлварда, ни на Найджела, она кинулась к мужу.
– Возлюбленный господин моего сердца! – вскричала она. – Они тебя не ранили? Я ждала у старого ясеня, и душа у меня изболелась, потому что ты все не шел.
– Меня наконец схватили, жена.
– Пусть будет проклят этот день! Добрые, милостивые господа, не отнимайте его у меня!
– Они заступятся за меня в Гилфорде, – сказал Лесовик. – Так они поклялись. Но сначала отдай сумку, которую унесла.
Красавица тотчас извлекла ее из складок широкого плаща.
– Вот она, благородный господин! Правду сказать, не по душе мне было брать ее: ты ведь сжалился надо мной в моей беде. Но теперь ты видишь, что меня на самом деле постигла горчайшая беда. Так неужели ты не сжалишься? Смилуйся над нами, благородный сэр! На коленях молю тебя, добрый сквайр.