Сэр Найджел. Белый отряд
Шрифт:
Одежда незнакомца была столь же примечательной, как и его облик: пышный лиловый дублет и плащ с гербом, напоминавшим клин, воротник из дорогого кружева на плечах, в мягких складках которого переливалось червонное золото тяжелой цепи. Рыцарский пояс и позвякивавшие на мягких сапогах из оленьей кожи золотые рыцарские шпоры указывали на его ранг, а на запястье левой руки в кожаной перчатке чинно сидел в клобучке маленький сокол – сам по себе уже свидетельство высокого положения его хозяина. Оружия при нем не было никакого, но за спиной на черной шелковой ленте висела лютня, и ее коричневый гриф торчал над его плечом. Вот какой человек, незаурядный, насмешливый, властный, обладавший какой-то
– Excusez! – сказал он, пришептывая, по-французски. – Excusez, mes amies! [7] Я думал, что отвлеку вас от молитв или праведных размышлений, но никогда еще мне не приходилось видеть под монастырской крышей благочестивых занятий подобного рода, с мечами взамен молитвенников и лучниками взамен послушников. Боюсь, мое появление не ко времени, но я приехал с поручением от того, кто не терпит промедлений.
Аббат да и ключарь тоже успели несколько опомниться и сообразить, что зашли куда дальше, чем намеревались, и что избежать невероятного скандала, сохранив достоинство и доброе имя Уэверли, им будет не так-то просто. А потому, вопреки снисходительной, если не сказать дерзкой, манере держаться, они обрадовались появлению незнакомца и его вмешательству.
7
Извините! Извините, друзья мои! (фр.)
– Я аббат Уэверли, сын мой, – сказал прелат. – Если данное тебе поручение касается дел общих, так зала капитула самое подходящее место, дабы сообщить о нем. Если же нет, я приму тебя в своей келье, ибо вижу, что ты высокородный рыцарь и не стал бы без достойного повода нарушать отправление нашего правосудия, тем более в деле, которое, как ты изволил верно заметить, тяжко для мирных служителей Божьих вроде нас, смиренно следующих заветам святого Бернарда.
– Pardieu [8] , отче аббат! – сказал незнакомец. – Достаточно взглянуть на тебя и твою братию, чтобы увидеть, как мало вам по вкусу это дело. И быть может, оно станет еще меньше вам по вкусу, когда я скажу, что посмею предложить этому, видимо благородному, юноше в окне мою помощь, если эти лучники будут и дальше ему докучать.
От такого прямолинейного предупреждения улыбка аббата исчезла, и брови его насупились.
– Благородный сэр, если ты и вправду явился сюда с поручением, тебе больше подобало бы изложить его, нежели подстрекать виновного восстать против справедливого приговора суда.
8
Еще бы (фр.).
Незнакомец обвел залу насмешливо-вопросительным взглядом:
– Поручение мое не к тебе, отче аббат. А к тому, кто мне неизвестен. Я побывал у него в доме, и меня послали сюда. Зовут его Найджел Лоринг.
– Значит, оно ко мне, благородный сэр.
– Я так и подумал. Я знавал твоего отца, Юстеса Лоринга, и, хотя из него можно было бы выкроить двоих таких, как ты, все же печать его ясно видна на твоем лице.
– Тебе неизвестна суть дела, – вмешался аббат. – Если ты законопослушный человек, то не станешь вмешиваться, ибо сей молодой человек тяжко
– И вы притащили его сюда, чтобы учинить над ним суд! – воскликнул незнакомец с веселым смешком. – Грачи задумали судить сокола! Видно, судить оказалось легче, чем карать. Позволь сказать тебе, отче аббат, что ты рубишь дерево не по себе. Когда тебе и подобным тебе дали власть судить, то для того лишь, чтобы ты мог унять драчливого слугу или наказать пьяного дровосека, а совсем не затем, чтобы ты хватал того, в чьих жилах течет лучшая кровь Англии, и натравливал на него своих лучников, если он не согласился с твоим приговором.
Аббат не привык выслушивать под крышей своего аббатства столь суровые упреки, произнесенные столь надменно, да еще в присутствии настороживших уши монахов.
– Быть может, тебе придется узнать, что суд аббатства обладает неведомой тебе властью, сэр рыцарь, – сказал он. – Да и рыцарь ли ты? Слишком уж неучтивы твои речи. Прежде чем мы продолжим разговор, могу ли я узнать твое имя и звание?
Незнакомец рассмеялся.
– Да вы и вправду мирные служители Божьи! – произнес он высокомерно. – Во Франции или в Шотландии не нашлось бы воина, который, увидев этот знак на моем щите или знамени, – тут он прикоснулся к эмблеме на своем плаще, – не узнал бы червленую башню Чандоса.
Чандос! Джон Чандос! Украшение английского воинства, зерцало странствующих рыцарей, герой полсотни сражений и стычек, муж, известный и почитаемый повсюду в Европе! Найджел уставился на него, словно ему явилось небесное видение. Лучники в смущении попятились, а монахи, наоборот, придвинулись поближе, пожирая глазами героя французских кампаний. Аббат сменил тон, а его сердитое лицо расплылось в улыбке.
– Да, сэр Джон, в нашей мирной обители мы не искушены в рыцарских гербах, – сказал он. – Но как ни толсты наши стены, слава о твоих подвигах проникла и к нам сюда. Коль тебе угодно принять участие в сем юном и сбившемся с пути сквайре, то не нам мешать твоему желанию сотворить добро или отказать в милости, о которой ты ходатайствуешь. И я воистину рад, что он обрел покровителя, в коем найдет для себя во всем благой пример.
– Благодарю тебя за твою любезность, отче аббат, – небрежно ответил Чандос. – Но у сего юного сквайра есть друг получше меня, более милостивый к тем, кого он любит, и более грозный для тех, кто вызвал его гнев. От него-то я и приехал.
– Прошу тебя, благородный, всеми почитаемый сэр, – сказал Найджел, – сообщить мне, что тебе поручено.
– Поручено мне, mon ami [9] , передать, что твой друг скоро прибудет в ваши края и хочет переночевать в тилфордском поместье в знак его любви и уважения к вашему роду.
9
Друг мой (фр.).
– Наш дом к его услугам, – ответил Найджел, – но от души надеюсь, что солдатская пища и бедный кров придутся ему по вкусу. Мы встретим его всем лучшим, что только у нас есть, но лучшее это очень скромно.
– Он и вправду солдат, причем из лучших, – сказал Чандос со смехом. – И ему доводилось спать на постелях пожестче, чем та, что он найдет у тебя в доме.
– У меня мало друзей, благородный сэр, – произнес Найджел с недоумением. – Прошу, назови мне его имя.