Сэр Невпопад из Ниоткуда

Дэвид Питер

Откуда-то из боковой галереи вышли два рыцаря и неспешно зашагали нам навстречу. Я стал их исподтишка разглядывать, памятуя о том, что любой из королевских приближённых не моложе лет сорока – а этим двоим как раз по стольку и было, судя по их виду, – мог оказаться моим родителем, будь он неладен. Я искал в их внешности черты, хотя бы отдалённо напоминавшие мои собственные. И нашёл! У обоих! Глаза одного из них были того же оттенка, что и мои, а у другого над головой возвышалась копна рыжеватых волос, почти совсем как моя.

Дело это стало казаться мне безнадёжным. Дурацкая игра, в которой я обречён на неизбежный проигрыш и в которую мне лучше было не ввязываться.

Рыцари прошли мимо, не удостоив меня взгляда, и я ещё отчётливей понял, какая это глупость – пытаться вот так навскидку определить, кто мой папаша. Прежде всего я никак не мог быть уверен, что этот негодяй ещё жив. Мало ли в каких поединках, турнирах или сражениях мог он сложить свою презренную голову за все эти долгие годы? А разве он неуязвим для стрел? Для испепеляющего пламени из глотки дракона? Я не мог сбрасывать со счёта ни одной из опасностей, каковых на долю рыцарей всегда, во все времена приходилось куда больше, чем выпадало простым горожанам. Но даже если допустить, что он остался жив... если он где-то здесь, в этих стенах... Разве он помнит ту ночь? Ночь, в которую я был так изуверски, так бесчеловечно зачат? Возможно, он уже на следующее утро, протрезвев, начисто обо всём позабыл. Как знать, не стало ли для него такое времяпрепровождение делом привычным, обыденным? Помнит ли он лицо моей Маделайн? Значила ли она для него хоть что-то?

Я шёл по коридорам и залам вслед за своим провожатым, всё сильней прихрамывая и всё отчётливей понимая, что ответ на два последних вопроса, которые я себе мысленно задал, мог быть только отрицательным. Не было этим поборникам справедливости и морали никакого дела до бедной моей матери. Возможно, в нашем королевстве и за его пределами у меня имеется множество единокровных братцев и сестриц, на которых доброму папаше, благородному сэру наплевать в точности так же, как и на меня. От злости, которая меня охватила при мысли об этом, волнение у меня в желудке внезапно улеглось, да и дышать стало легче. Иногда всё же полезно как следует озлиться. Я почувствовал себя гораздо бодрей и был теперь готов к любым неожиданностям.

Где-то впереди послышались громкие голоса и смех. Так могли смеяться только здоровые, сильные и уверенные в себе мужчины. Я на миг представил, как вхожу в покои, где они веселятся, и, указывая на них пальцем, сурово заявляю: «Один из вас – мой отец!» Интересно, какой была бы их реакция на эти слова? Неужто они бы растерялись? Или смутились? Обменялись бы недоуменными взорами? Опустили бы глаза долу, чтобы ненароком не встретиться со мной взглядом?

Да ничего подобного! Скорей всего, эти господа просто подняли бы меня на смех, прежде чем вышвырнуть вон из дворца и из столицы. И наверняка не поверили бы мне или сделали бы вид, что не верят. Люди, погрязшие во лжи и лицемерии, и самим себе-то верят с трудом, а уж тем паче – посторонним.

Но пожалуй, совсем уж скверно получилось бы, если б они всё же не усомнились в моей правдивости... Но при этом отнеслись бы к факту своего возможного отцовства с полным равнодушием. Ещё и повеселились бы над этим. Ну уж нет, подвергнуться насмешкам этих благородных господ, чистых... как же там говорилось... а-а-а, чистых помыслами, телом и душой, было бы выше моих сил.

Так что я счёл за благо не касаться вопроса о моём происхождении, а сосредоточиться на другом – на том, ради чего, собственно, сюда и явился, – на убийстве свободной гражданки Истерии одним из миньонов Безумного короля Меандра. Возможно, это преступление станет поводом для большой войны, в которой сложит голову тот из присутствующих здесь ублюдков, кто доводится мне папашей.

Вряд ли это будет достойным искуплением его вины перед Маделайн и мной, но пусть хоть так расквитается за свои прегрешения. Всё лучше, чем никак.

Наконец меня ввели в большой зал, и я торопливо пересёк его и дохромал до трона, где рассчитывал увидеть короля. Вообще-то, тронов на постаменте оказалось два, один немного поменьше другого. Для короля и королевы, подумал я. Но где же сама венценосная чета? Троны были пусты. Я огляделся по сторонам. У одной из стен стояли в непринуждённых позах и негромко переговаривались между собой несколько рыцарей. Все они были облачены в изящные придворные одежды, у одного на камзоле поблёскивали золотые эполеты. У каждого с пояса свисало по короткому мечу. И всё. Больше никакого оружия. Впрочем, в этом и необходимости особой не было, учитывая, сколько стражников в полном боевом вооружении стояло у выходов из зала Справедливости.

Но тут взгляд мой упал на огромный гобелен, висевший как раз позади тронов. При виде него у меня аж дыхание перехватило, по коже пробежал холодок. Представьте себе, на гобелене был изображён не кто иной, как феникс! Да-да, именно он, только что возродившийся из собственного пепла! Вглядевшись пристальней, я обнаружил на спине у волшебной птицы какого-то юношу. Мне это удалось не без труда, потому что всадник выглядел совсем крошечным и был едва заметён на фоне гигантской птицы. Да и говоря по правде, именовать его в этой ситуации всадником значило бы сильно ему польстить. Это всё равно что блоху назвать жокеем.

– Ах, если б она могла это увидеть! – вырвалось у меня.

При первых же звуках моего голоса атмосфера в зале резко переменилась. До сих пор рыцари весьма оживлённо, хотя и вполголоса, что-то обсуждали, но стоило мне заговорить, и в огромном помещении воцарилась гробовая тишина. Я тоже замолчал и сконфуженно взглянул в их сторону.

Один из рыцарей, тот, у кого на плечах сверкали эполеты, быстрым и уверенным шагом приблизился к постаменту, поставил ногу на нижнюю ступень и обратился ко мне с терпеливо-пренебрежительной улыбкой взрослого, говорящего с ребёнком:

– Вы не должны были первым начинать разговор, юный сэр. Молодости многое простительно... Но не всё.

Рыцарь, несомненно, рассчитывал, что я сей же час повинюсь в своём проступке. Будь у меня хоть капля здравого рассуждения в голове, я бы так и сделал. Но вместо этого выпалил:

– Но короля ведь пока что нет. Вот я и решил, раз он задерживается...

– Короля? – усмехнулся рыцарь. Разговор явно начал его забавлять. В зале послышались смешки. Я оглянулся и заметил, что к рыцарям, которые всё так же стояли поодаль, присоединилось несколько придворных дам и девиц. Они тоже приняли участие в общем веселье. Их тоненькое хихиканье отчего-то показалось мне ещё более обидным, чем насмешки мужчин. – Король нынче не принимает, юный сэр, – снисходительно пояснил мой собеседник.

– Но я... – Лицо моё, несомненно, в полной мере выразило растерянность, какую я при этом известии испытал. – Я... так понял, что он именно теперь станет выслушивать жалобы и разрешать споры, принимать петиции и... Мне так сказали там, у ворот...

Рыцарь неторопливо прошёлся взад-вперёд вдоль подиума. Движения его были исполнены природной грации, в стройном, сухощавом теле чувствовалась сила. Волосы его – чёрные, довольно длинные, чуть тронутые сединой, – сзади, под затылком, стягивал в подобие конского хвоста чёрный замшевый шнурок. Он остановился напротив меня и вперил в меня холодный, насмешливый взгляд своих умных, проницательных зелёных глаз.