Сэр Невпопад из Ниоткуда
Шрифт:
– И ты всё это видел собственными глазами? – уточнил я.
– Вот этими своими собственными зоркими, как у сокола, глазами, в которые ты сейчас так подозрительно уставился. Королева и толстая учительница быстро ушли, а я полез дальше, окно осталось чуть в стороне. Но мне показалось, что Энтипи меня успела заметить. Во всяком случае, когда я уже спускался и снова полз мимо её окошка, она высунулась наружу. А потом... Потом прямо мне в голову полетела чернильница. Хочешь верь, хочешь нет, но я от неожиданности свалился вниз и сломал ногу. Целых шесть месяцев потом лечился, но до сих пор немного прихрамываю. И потому отношусь к тебе с сочувствием, Невпопад. Честное слово. Мы вроде как товарищи по несчастью.
– Ни на грош я твоему сочувствию не верю.
– Так ведь то было дело принципа. Ничего личного. И потом, стал бы я тебе рассказывать о принцессе, если б желал тебе зла, сам подумай.
– Не знаю.
– Ещё как знаешь! Вот, смотри-ка! – Он отвёл в сторону прядь светлых волос, и я увидел у его макушки полукруглый шрам. – След от проклятой чернильницы, – пояснил Морнингстар. – Первое боевое ранение, можно сказать.
– Да уж... – задумчиво проговорил я и, помолчав, прибавил: – Но я тебе всё-таки не вполне поверил. Получается, ты меня предупредил об опасности, которую собой представляет наша принцесса. Но с какой стати? У тебя для этого должна быть более веская причина, чем сомнительное дружелюбие ко мне.
– Мне-то что? – пожал плечами Булат. – Не верь, коли не желаешь.
Некоторое время мы смотрели друг на друга в упор, потом он улыбнулся. Улыбка его была самая настоящая, открытая и дружеская, и это больше всего меня озадачило и сбило с толку.
Никаких других объяснений своему внезапному решению предупредить меня насчёт принцессы Морнингстар не дал. Возможно, он в тот момент и сам не вполне отдавал себе отчёт в мотивах своего поступка. Восстанавливая в памяти тот эпизод, я склонён считать, что ему просто хотелось меня напугать. Подозревая, что я могу втайне радоваться возможности совершить подвиг и гордиться честью, которую оказала мне сама королева, доверив сопровождать из монастыря свою единственную дочь, Булат стремился во что бы то ни стало отравить мне эту радость, посеять в моей душе сомнения и тревогу. Этот кретин не долго думая приписал мне свои собственные мысли и чувства, упустив из виду, что я совсем иначе смотрел на вещи и потому не чаял, как избежать участия в этой долгой и опасной экспедиции.
Боже, как хорошо я изучил тип людей, подобных красавчику Булату. Я их встречал на своём веку во множестве, и не только при дворе, а повсюду. Все помыслы Морнингстара были сосредоточены на одном – как бы поскорей да повыше подняться по социальной лестнице. И у него просто в голове не укладывалось, что я могу этого вовсе не желать. Он наверняка подозревал, что я рассчитываю благодаря предстоящему знакомству с принцессой пробиться поближе к трону, к королю, к почестям и власти. И потому горел желанием лишить меня радости предвкушения, испортить мне настроение.
Откуда ему было знать, этому болвану, что моё настроение безнадёжно испортилось в тот самый миг, когда я родился, и с тех пор час от часу делалось всё хуже.
13
Не скрою, мне приятно было убедиться, что за время, проведённое в столице, я не утратил своих охотничьих навыков и потому смог учуять дым прежде остальных членов отряда.
До сего момента путешествие в обитель благочестивых жён проходило на удивление спокойно, без каких-либо происшествий. Так гладко, так ладно и мирно, что я, признаться, без всякой на то причины начал нервничать. Кроме нас с Умбрежем в отряде было ещё не менее двух десятков человек. Они составляли наш надёжный эскорт. Командовал всеми сэр Нестор, один из гвардейцев его величества. Приветливый и любезный, он был тем не менее сама жёсткость и деловитость во всём, что касалось безопасности отряда и благополучия каждого из его членов. По какой бы местности мы ни передвигались, он неизменно отправлял вперёд небольшую разведывательную группу, которая должна была убедиться в безопасности очередного нашего перехода. Во всём его облике чувствовалась спокойная уверенность, что лично мне было по душе. Но на сэра Умбрежа эти качества
Я его спросил, прежде чем мы отправились в путь, почему он не попытался уклониться от этого опасного задания при помощи какой-нибудь своей уловки, вроде той, что избавила нас от участия в войне с Шенком. Старик в ответ нравоучительно изрёк:
– Одно дело – малозначащая экспедиция, в которой и без меня было кому помериться на мечах с противником, и совсем другое – выполнение личного приказа их величеств.
– И с этим нашлось бы кому справиться кроме нас с вами, – упрямо возразил я.
Умбреж в ответ на это только головой покачал. Мол, что с ним рассуждать, с этим плебеем без роду и племени, без чести и совести. Я не стал продолжать этот разговор, и к данному вопросу мы больше не возвращались.
Но вот настал момент, когда я поймал себя на том, что, уподобившись Умбрежу, принялся озираться по сторонам, насторожённо присматриваться ко всему окружающему и выискивать повсюду неоспоримые признаки близкого преследования или иной какой-нибудь опасности. Сам не знаю, что меня заставило так поступать. Ничего тревожного я не замечал.
И всё же...
И всё же я голову готов был дать на отсечение, что не зря забеспокоился. Чутьё опытного охотника подсказало мне: что-то не так! Повторяю, ничего настораживающего я не замечал, но от этого лишь пристальней вглядывался в сумрачные чащи, проворней озирался, пытаясь уловить что-то похожее на стремительное движение едва различимых контуров тел неведомых существ, которые, возможно, за нами наблюдали. Я решительно никого не увидал, но чувство чьего-то незримого присутствия не оставляло меня ни на минуту. И ещё мне казалось, что эти соглядатаи-невидимки смеются над нами, их забавляет эта игра в прятки. Леса, через которые мы проезжали, были вовсе не такими мрачными и глухими, как Элдервуд, под сенью которого прошло моё отрочество, напротив, здесь сквозь деревья проглядывало солнце, приветливо щебетали птицы, а поляны пестрели цветами. И всё же я нутром чувствовал близкую опасность, хотя и неспособен был даже предположить, в чём она могла заключаться. Другой на моём месте решил бы, что все эти страхи лишь плод разыгравшегося воображения. Другой, но не я: с воображением у меня всегда дело обстояло неважно. Так что я просто утвердился в мысли, что нельзя доверяться обманчивой приветливости этого леса, и держался начеку.
Ни с кем из своих спутников я, разумеется, и словом не обмолвился о том, что меня встревожило. Во-первых, никаких убедительных доводов в пользу своих опасений я привести не мог, а во-вторых, нам предстояло ещё несколько дней пути, и я решил не портить им настроение на столь долгое время. Сэр Умбреж и без того держался насторожённо и беспокойно, а что до остальных... Они меня воспринимали в лучшем случае как бесполезное дополнение к бравому отряду, в худшем – как лишнее бремя.
Хорошо хоть мне предоставили коня для этой утомительной поездки. Я был бесконечно за это благодарен их величествам. Нет, при необходимости я мог довольно уверенно шагать, опираясь на посох, и даже не отставать от других, у кого обе ноги в порядке, но, признаться, длительные пешие переходы всё же не являлись моим любимым времяпрепровождением. Разве что возможность передохнуть выпадала бы через каждые пять-шесть сотен шагов. Но о подобном в походе даже мечтать не приходилось. Лошадка мне попалась самая заурядная, скорей неказистая, чем статная. Звали её Александра. Резвостью она не отличалась, но, поскольку я и сам не мог похвастаться этим качеством, то и не считал со своей стороны справедливым винить её в отсутствии оного. В общем, мы с ней подобрались два сапога пара.