Серапис
Шрифт:
Однако никакие откровенно прозрачные намеки не вывели из терпения молодого человека; несмотря на свою обычную находчивость в спорах, он делал вид, что принимает все ядовитые уколы, которыми награждала его Дамия, за невинные шутки.
Его сдержанность и самообладание радовали Горго, и девушка не раз обменивалась с ним то благодарным взглядом, то незаметным пожатием руки. Вскоре к ним присоединился Димитрий, пришедший к дяде Порфирию после своей неудачной попытки уговорить к побегу хорошенькую племянницу Карниса. Старший брат Марка был знаком с Константином, который по рекомендации Порфирия закупал у него лошадей для своего конного отряда. После дружеского приветствия сельский
Порфирий между тем засыпал вопросами своего любимца. Префект с удовольствием разговорился с хозяином дома, как вдруг в саду раздались громкие крики. Все присутствующие в испуге выбежали на террасу, откуда им представилась неприятная сцена. Взбешенная Герза толкала и тащила за собой египетскую рабыню, осыпая ее громкой бранью и упреками, между тем как сконфуженный Карнис старался унять свою расходившуюся жену. Орфей, шедший позади всех, также уговаривал мать и был явно взволнован.
Притащив Сахеприс на галерею, Герза, не дожидаясь вопроса со стороны хозяев, принялась объяснять причину своего гнева.
По ее словам, она очень недолго оставалась у матери Марка. Вдова Мария, прежде всего, предложила ей значительную сумму денег с условием, чтобы все семейство певцов немедленно покинуло Александрию. Однако жена Карниса отвечала на это решительным отказом. На угрозу христианки принести на них жалобу в суд она возразила, что ее семья не поет в публичных местах, а для собственного удовольствия занимается музыкой, по праву всех свободных граждан. Когда Мария стала бранить Даду, говоря, будто бы она старается завлечь ее сына, бойкая Герза не осталась у нее в долгу за такую обиду и заметила, что не ее племянница, а сам Марк поступает бесчестно, позоря доброе имя бедной девушки без всякого повода с ее стороны. Мать юноши снова принялась угрожать преследованием по закону, и обе женщины расстались врагами. Карнис с Орфеем поджидали матрону на Канопской улице у дома вдовы Марии. Когда Герза вышла оттуда, все трое немедленно вернулись на корабль.
Здесь их ожидала большая неприятность. Сахеприс передала им, что Дада послала ее домой принести сандалии и неизвестно куда исчезла во время отсутствия служанки. Кроме того, невольница видела Агнию с маленьким братом, украдкой выходивших из дома Порфирия, после чего они бросились бежать по направлению к городу.
Герза не особенно беспокоилась о сбежавшей молодой христианке, но ее пугало исчезновение племянницы, заменявшей им родную дочь. По мнению тетки, она была вовлечена в обман каким-нибудь негодяем, который задумал соблазнить неопытную девочку.
— Я уверена, — прибавила жена Карниса, — что лукавая египетская рабыня устроила это похищение. Конечно, я не хочу ни на кого жаловаться в вашем доме, почтенный Порфирий, — заметила она, — однако мне известно, что здесь есть люди, которым приятно унизить и обидеть мою бедняжку Даду, сведя ее с молокососом Марком…
Все это Герза проговорила в припадке гнева, прерывая свою речь отчаянными рыданиями и не слушая увещаний мужа, крайне сконфуженного ее грубостью и резкими словами.
Дамия внимательно выслушала рассерженную женщину, и когда та намекнула на ее попытку подстрекнуть Даду к кокетству с Марком, старуха только презрительно усмехнулась, слегка пожимая плечами.
Порфирий был крайне
Египтянка жалобно завыла, услышав такую угрозу, однако Порфирий заставил ее прекратить крики, и она принялась передавать по порядку все, что происходило на корабле с момента ухода Герзы.
Сначала служанка вдалась в пустые подробности, не представлявшие интереса, но когда ей велели поторопиться с рассказом, она несвязно продолжала, запинаясь и путаясь в словах:
— А потом… потом к нам на палубу пришел Константин. Моя прекрасная госпожа принялась с ним шутить и попросила его с головы снять каску. Ей очень захотелось рассмотреть шрам от удара мечом на лбу молодого господина; тогда он снял с себя шлем…
— Это неправда! — прервала Горго.
— Уверяю вас! Сахеприс жалеет свои пятки, госпожа, — возразила рабыня. — Спросите самого префекта, лгу я или нет.
— Она говорит правду, — поспешил заметить Константин. — Отправляясь к отцу на верфь, я увидел, что какая-то девушка уронила с палубы в озеро свой веер, и вытащил его по ее просьбе из воды, а потом собственноручно отдал ей опахало.
— Да, да, это так и было! — воскликнула египтянка. — Прекрасная госпожа взяла у него шлем и попробовала, тяжел ли он, а потом…
— Так по дороге сюда ты забавлялся с белокурой красоткой? — спросила жениха рассерженная Горго. — Как вероломны все мужчины!
Слова девушки звучали гневом и отвращением.
— Горго! — с упреком воскликнул в ответ на это Константин, но его невеста не могла подавить своей досады и с горечью продолжала:
— Ты шутил с приезжей певицей по дороге сюда! Повторяю еще раз: такой поступок непозволительно гадок. Говорят, будто бы люди, неспособные к глубокому чувству, гораздо счастливее других, но что касается меня, я презираю подобное легкомыслие; шутит с одной, а минуту спустя уверяет другую в своей безграничной любви. Какие быстрые переходы! Разве такие поступки могут являться порукой прочного счастья?
Горго иронически засмеялась, но тотчас побледнела и отступила от префекта, пораженная внезапной переменой в его лице.
Глубокий шрам на лбу Константина побагровел, и его голос сделался хриплым и неузнаваемым, когда он отвечал на полученное оскорбление:
— Как тебе не стыдно перетолковывать в дурную сторону самые невинные действия! Если ты скажешь еще слово упрека, то я навсегда уйду с твоих глаз. Моя жизнь зависит от твоей любви, но все-таки я не остановлюсь ни перед чем, когда дело касается моей чести!
Префект судорожно сжимал рукой спинку стула, выпрямившись перед девушкой, как грозный бог войны, и ловя ее взгляд своими гневно сверкающими глазами.
Дамия была не в силах больше сдерживать негодование, кипевшее в ее сердце. Она бросила об пол свой костыль и злобно заметила гостю:
— Ты, кажется, совсем забылся! Как смеешь ты угрожать моей внучке и бранить ее, точно подвластных тебе солдат? Прошу тебя замолчать: мы не испугались твоего сурового вида! В доме свободного александрийского гражданина не смеет командовать ни император, ни консул, ни комес, и здесь каждый обязан соблюдать известные приличия. — Потом, обратившись к Горго, бабушка медленно покачала головой и прибавила: — Ты получила хороший урок, моя голубка! Вот к чему ведет излишняя снисходительность к людям, стоящим ниже нас. Пора тебе взяться за ум и оставить ребяческое малодушие! Поверь мне: в таких случаях, чем скорее, тем лучше.