Серая нить. Книга первая.
Шрифт:
– Кто ещё хочет сделать выбор? – поинтересовался правитель у стоящих под красным цветом.
Стоявшие под красным щитом подняли руки, никто не позарился на пресную жизнь евнуха.
– Повелитель, коли ты дал право выбора одним, не лишай его и нас, – на этот раз, говоривший стаял в строю под щитом с черной меткой. Но глава рода, будто не слыша слов воина, направился к двери.
Зухр, шедший рядом, кашлянул в кулак. Знавший все уловки побратима, Дхим остановился.
– Ну, выкладывай, что у тебя на уме?
– Хозяин, на войне всегда есть
Правитель мельком взглянул на тысячника, недовольно засопел. Менять решения он не любил, но в словах побратима был смысл и, выгода. Дхим развернулся и вернулся к строю.
– Суд свершился, и ваши души уже принадлежат богам. Я не вправе идти против их воли, – глава рода замолчал, выдерживая паузу. – Но, я могу дать вам шанс умереть, покрыть себя славой, если вы вступите в когорту Крыло Смерти. Которую утверждаю сегодня, дабы и оступившийся смог умереть с честью. Вступивший в неё сможет покинуть когорту, только если он пал на поле брани.
– Это единственный выбор, который я могу предложить, для тех на ком стоит метка богов, – глава рода, закончил говорить, и покинул внутренний двор дворца.
Селега шел домой, живой и невредимый, а на душе скребли кошки. То, что ему довелось увидеть сегодня, не отпускало, да и наврятли забудется до конца жизни.
Тот сотник, что вырезал слободку, хоть и заслужил кару, за свои злодеяния, – думал старый мастер – но к чему такая жестокость. На Селенгу вновь накатила тошнота, когда он вспомнил казнь.
Палач срезал кожу с живого человека частями, складывал эти куски кожи в ящик, прямо перед носом кричащего сотника.
– О боги, – шептал он, – что же нас ждет.
ГЛАВА 13.
Тын пришел в себя, когда небо только начало светлеть. Он с трудом разлепил ссохшиеся веки, ожидая, когда спадет мутная пелена с глаз. Во рту было сухо как в пустыне, язык лишенный влаги опух, отказываясь слушаться, когда кузнец попытался им пошевелить. Тын повернул голову в поисках воды, но вместе с сознанием к нему вернулась и боль. Она раскаленным стержнем застряла в плече, с каждым ударом сердца напоминая о себе.
Немного отдышавшись, кузнец захотел подняться повыше, чтобы осмотреться и тут же обнаружил новый очаг боли. Ему показалось, что какой-то изверг продолжая издеваться над ним, приложил раскаленное железо к его спине. Холодный пот выступил на лбу кузнеца, с губ сорвался стон.
– Тятя, тятя, дядька глаза открыл, – послышался детский голосок, словно из тумана. На лоб кузнеца легла широкая, мозолистая ладонь.
– Дык, его опять лихорадит, бедолагу. Ну ничего ежели в себя пришел, выкарабкается, – подытожил свои наблюдения обладатель хрипловатого голоса. – Ты Катейна, глаза свои не таращи, поди лучше воды принеси, да губы смочи. Видишь,
Над Тыном склонилась лохматая голова. Волосы на ней были густы и давно не видели гребня. Если вообще когда-нибудь были чесаны. Кущи на голове без видимого перехода превращались в такую же лохматую бороду. Не заросшими щетиной оставались, только нос и глаза с хитрым прищуром.
– Где, я? – одними губами произнес кузнец.
– Дык, у меня дома, в подвале, – ответила борода.
Затем заскрипели высохшие ступеньки и в поле зрения появилась девчушка лет десяти, с рыжими волосами и таким же хитрым прищуром.
– Я, – продолжил хозяин, – Итин гончар, но все меня зовут борода.
– Это заметно, – криво улыбнувшись, прошептал Тын.
Но через миг улыбка сошла с лица кузнеца, а глаза стали тревожными. Тын вцепился в руку гончара, и он беспокойно заговорил.
– Итин, предупреди стражу, измена в городе, – кузнец скривился, боль в плече, мешала дышать, – в трактире Копыта, враги.
– Ты милок, лежи не дергайся так, только с того света вернулся , а туда же город спасать.
– Не хочешь, тогда я сам, – скрепя зубами Тын стал подыматься с постели.
– Ляг не ярипенься, – стал удерживать раненого Борода, – ни к чему страже твои хлопоты, да и нет теперича стражи нашей. Покуда ты, со смертью тягался, наш город оказался под пятой басурманской, – Итин замолчал, тяжело вздохнул, а глаза наполнились влагой. – Слободку нашу, Глинку вырезали и сожгли, вот тока мы с Катекой, и выжили. Схоронились в подвале за горшками через енто и выжили. Благо подвал у меня глубокий и вход со двора, а не из дому, как у других, то бы угорели от дыма.
– Куда же войско наше подевалось? – спросил кузнец, до которого ещё не совсем дошел смысл сказанного.
– Таки смыло, войско. С горных озёр водой и смыло, сам говорил измена, – гончар ещё раз вздохнул прежде чем продолжить. – А ещё отряд у них в нутрии крепости был, как только наши вои город покинули, бусурмани енти к воротам. Доспехи с убиенных стражей поснимали, да на себя подевали, это чтобы стража у ворот их сразу не признала. Ещё говорят, привел дадгов к воротам сам командир верховной стражи. Вот таки дела милок, так что лежи, поправляйся, – Итин поправил одеяло и встал, чтобы уйти.
– Эх вы, по норам забились. А надо было народ подымать, – разозлился кузнец, сжимая кулаки.
– Дык подымались мужики, когда слободку вырезали, шибко раздухорились, асобля когда увидели, как дадги тикать от них начали. До площади дворцовой дошли, а там их и ждали латники, – продолжил рассказывать Борода, не замечая злые нотки в голосе кузнеца. – Обложили их там как волков, со всех сторон, токо флажков не было. Народ собрался мастеровой, за меч как браться толком не знают, а как увидели войско чужеземное, вообще оробели. Оно и понятно, у всех детвора, да бабы дома дожидаются, – гончар замолчал и принялся чесать бороду, при этом довольно похрюкивая.