Серая скала (сборник)
Шрифт:
Но струя свежего воздуха касается моего лица, сознание проясняется, и я начинаю понимать, что лежу с закрытыми глазами. Хочу их открыть и не могу. Пробую поднять руку — острая боль пронизывает ее от плеча до самых пальцев. И тут я вспоминаю все: и спуск в колодец, и лязг цепи, и взрыв газа. С трудом открываю глаза. Темнота: нигде ни проблеска света, ни теней, ни контуров. Нет никакой разницы, открыты глаза или закрыты.
Прислушиваюсь — тишина. Только слышно, как где-то около меня падают на каменный пол капли воды. Что напоминает мне этот звук? Да, я хочу пить. Очень хочу!.. Снова гляжу в темноту. И вот мне приходит на ум страшная мысль: что, если я ослеп, навсегда потерял зрение,
Потом мне чудится, что меня уже нашли. Пришло много народу. Меня поднимают и несут по темным коридорам. Носилки качаются, как лодка в сильную качку. Несут куда-то вниз. Я хочу крикнуть: «Наверх меня несите! Не надо вниз!» — но слышу только слабый стон и прихожу в себя.
Никого нет. Кругом по-прежнему непроглядная тьма. И снова ужас перед слепотой прокрадывается мне в душу. Напрягаю зрение, вглядываюсь в черную пустоту — и вдруг вижу перед собой потолок и стену... Да! Вижу каменный свод, чуть-чуть освещенный желтоватым мерцающим светом. Он становится все ярче и ярче, и вот в комнату входит человек. В поднятой его руке горит свеча. Только тут я начинаю понимать, что меня ищут.
«Сюда! Сюда! Я здесь!» — стараюсь я кричать, и снова с моих губ срывается только слабый стон. Но этого достаточно: человек поворачивается и быстро идет в мою сторону. Я вижу, как дрожит свеча в его тонкой руке. Слышу, как хрустит стекло под его ногами. Он наклоняется ко мне. Вижу освещенное мерцающим светом женское лицо, все перепачканное грязью.
— Сережа! Сережа! Жив! Жив!..
Вглядываюсь — Леночка.
«Этого не может быть, опять бред»,—думаю я и закрываю глаза...
Но вот я чувствую на губах вкус влаги и жадно пью прохладное кислое вино. Силы сразу возвращаются. Сознание ясно. Передо мной на коленях стоит Леночка и прикладывает к моей голове компресс. Я гляжу на ее лицо, такое встревоженное и заботливое, какое бывает у матери, когда она стоит у постели больного ребенка, на ее глаза, большие и темные, и вижу, как на них одна за другой появляются слезинки и катятся по щекам, оставляя грязные следы.
— Бедный мой! Родной мой! — шепчет она, обтирая мое лицо носовым платком.
— Лена, ты?! Как ты сюда попала?
— Тише, тише, не надо говорить. После расскажу...
— Постой, а где же остальные?
— Я одна здесь.
— Одна?.. Откуда же ты узнала, что я здесь? Кто же тебе показал?
— Молчи... После все объясню...
Она помогает мне подняться и усаживает на стул. Теперь я вижу, что мы находимся в лаборатории, среди разбитой посуды и поломанных приборов, у самых вытяжных шкафов. (Это обстоятельство спасло меня: взрывом стеклянные стенки шкафов были выбиты, и открылся приток свежего воздуха.) Тут же, на полу, валялась моя сумочка со свечами и спичками, которую я потерял при взрыве.
— Надо спешить, — говорит Лена: — нас будут ждать наверху только полчаса. Идти можешь?
Она помогает мне встать. Голова кружится, но, в общем, сил больше, чем я думал. Мы берем по огарку и идем по длинным закопченным коридорам, задыхаясь от невыносимого запаха гари. Вот и люк. Спускаемся в водосборную камеру. Взрывом из нее выдуло весь ил, и теперь видны трубы различного диаметра, по которым в нее поступают сточные воды. Леночка первая спускается в водосток, я — за ней. Мы осторожно ползем на четвереньках вниз по уклону, держа зажженные свечи перед собой. Моя ушибленная рука сильно болит, голова кружится.
— Там камень! — говорит она изумленно.
— Камень? Какой камень?..
— Не знаю... Большой... Постой!
Она снова лезет в воду и, протянув руку вперед, ощупывает что-то. Потом говорит, запинаясь от волнения:
— Сережа, там камни... Выход завален камнями! Мы смотрим друг на друга, пораженные этим открытием.
Потом я говорю:
— Не может быть! Тебе так показалось. Кто же мог? Я подвигаю свечу, насколько позволяет вода, и вижу в просвете между уровнем ее и верхом трубы угловатые серые камни, мокрые грани которых блестят, освещенные свечой. Сомневаться более нельзя: мы замурованы в этом подземелье, как в склепе. Положение отчаянное, я это понимаю.
Боюсь за Леночку, не потрясло бы ее это страшное событие. Но она сама старается ободрить меня.
— Ничего, Сережа, не тревожься. — говорит она. — Нас скоро отыщут и откопают. Придется только посидеть в пещере несколько часов.
Хочу спросить ее, не оставила ли она записки с указанием, куда пошла, но не решаюсь: наверное, не догадалась. Смотрю на нее и не могу удержаться от улыбки: ее куртка и юбка мокры и грязны до последней степени, волосы перемазаны глиной, слиплись и висят хвостиками, вода бежит по ним ручьями, лицо перепачкано, на щеке царапина.
— Ну что же, лезем назад, больше ничего не остается делать, — предлагает она.
И вот мы, с трудом повернувшись в узкой трубе, ползем обратно.
Глава XVI ЗАМУРОВАННЫЕ В СКАЛЕ
Итак, выход закрыт! Мы замурованы в подземном лабиринте.
Леночка бодрится.
— Вот и приключение! — говорит она. когда мы вылезаем в коридор и садимся отдохнуть. — Но кто же мог это сделать? Неужели эта девочка?
— Какая девочка?
— Девочка, которая привела меня сюда и спустила в колодец. Может быть, она умышленно это сделала? Заманила меня? Я ей поверила...
— Разве тебя спустил не Совков?
— Какой Совков?
— Сержант. Ему было поручено охранять колодец.
— Нет, сержанта там не было!
— Да, конечно, с Совковым случилось что-то неладное, какая-то беда... Никто не мог бы бросить карбид в колодец, будь он на посту... Так тебя привела девочка, говоришь? Какая? Кто же это?
— Тише, тише, Сережа, прошу тебя!—успокаивает меня Леночка, видя, что я начинаю волноваться.— После расскажу все подробно. Сейчас тебе прежде всего нужен отдых. Через несколько часов, я думаю, нас разыщут и извлекут на свет божий.
В том самом месте, где Леночка нашла меня и где имелся приток свежего воздуха, мы очистили пол от битого стекла, отодвинули столы и принесли две кушетки. Взрывом была уничтожена только одна сторона лаборатории — у той стены, где лежал я. Все, что находилось у противоположной стены, по прихоти взрывной волны осталось в целости.
Я скинул мокрую одежду, прилег на кушетку и заснул. Усталость взяла свое.
Проснувшись, я почувствовал себя бодрым и отдохнувшим. Голова совсем не болела. С удивлением увидел я на столе несколько лабораторных таганчиков, на которых стояли большие фарфоровые выпаривательные чашки, наполненные парафином, с четырьмя горящими фитилями.