Сердца и камни

Курганов Оскар Иеремеевич

— Тогда тебя подстегивала опасность, да и бежал ты всего четыре дня. А теперь нужны годы. Я не ошибаюсь? — спросил Ааду.

— Нет, ты не ошибаешься, — ответил Иоханнес. — Но, надеюсь, воду и хлеб я всегда найду.

Братья усмехнулись, и каждый из них по-своему выразил готовность помочь.

— Ну, хлеб мы всегда добудем, — сказал Ааду.

— А я гарантирую воду, — отозвался Константин и вышел в свою комнату.

Он вернулся с бутылкой вина.

— Видите, — сказал он, — я знал, что мы примем какое-то важное решение.

Есть смысл отметить.

— Не слишком ли рано? — улыбнулся Ааду.

— Нет, не рано, — ответил Константин и разлил вино в бокалы. — Если у Иоханнеса ничего не выйдет, мы снова разопьем бутылку вина. Это будет означать, что и в беде мы его не забываем.

— Ну, будем считать, — Иоханнес поднял бокал, — что игра под названием «Что ты сделал для людей?» продолжается.

— Боюсь, что это уже давно не игра, — ответил Ааду, и, как было принято между братьями, его слово было решающим. — Действуй, Иоханнес, — сказал он.

Так началась новая пора поисков и исследований, — младший научный сотрудник, инженер-строитель и начальник лаборатории завода силикатного кирпича трудились в добром согласии и, как сказал Константин, с утроенной энергией.

Глава тринадцатая

Представьте себе маленькую комнатушку, в которую едва вмещались четыре человека — Лехт и три лаборантки. Сюда забегал мастер или начальник цеха — им срочно нужны были анализы песков или только что доставленной извести. Обычный производственный конвейер требовал постоянного внимания, систематических анализов, точных наблюдений химиков. И в атмосфере этой напряженной и бесконечной суеты Лехт вел свои исследования.

Он много читал, продолжал изучать все новые и новые труды, связанные с силикатным кирпичом. Он обратил внимание, что почти все ученые, стремившиеся к улучшению силикатного кирпича, приходили к выводу о чудесных свойствах мелких песков.

Мелкие пески — это своеобразный оазис, к которому бросались все ученые, отправлявшиеся в беспокойное путешествие в неизведанный мир пустыни. Лехт находил ссылки на мелкий песок и у русских ученых, и у немецких, и у английских. Какая же тайна скрыта в этом «мелком песке»?

Лехт побывал в песчаных карьерах, привез оттуда в лабораторию пробы различных песков, пропустил их через металлическое сито. Ему вспомнились ловкие и точные движения матери, когда она просевала муку на острове Сааремаа и перебрасывала сито с руки на руку. Думал ли он, что воспользуется этой материнской сноровкой, когда станет инженером! И не ради вкусных пирогов, а для технического опыта с песком? Детские воспоминания привели его на старенькую ветряную мельницу, куда он привозил пшеницу для помола. После каждой такой поездки в доме появлялся свежий хлеб, — волнующий аромат этот он пронес через всю жизнь. Вспомнил о нем Лехт и теперь, когда просевал песок.

Далекие картины детства как бы переплетались у него с инженерными

размышлениями. «Хорошо бы и этот песок отвезти на ветряную мельницу», — подумал Лехт. В этой мысли не было ничего нового и оригинального — многие исследователи пользовались для своих опытов не только мелким, но и молотым песком. Конечно, ветряных мельниц уже не было, да и не годились они для песка. Не было лабораторных мельниц и на заводе, и в институте строительства и архитектуры. Лехт вспомнил, что видел шаровую мельницу в лаборатории политехнического института.

Он наполнил песком большой бумажный мешок, взвалил его на плечи и понес к трамвайной остановке.

В трамвае он встретил мастера с завода.

— Что ты везешь? — спросил он.

— Песок, — ответил Лехт.

— Сахарный песок? Целый мешок?

— Нет, самый обычный песок.

— Может быть, ты открыл в песке золотую жилу? — продолжал подшучивать над ним мастер.

— Кто его знает — может быть, — ответил Лехт.

— В общем, какая-то загадка, — вмешался приятель мастера.

— Вот именно — загадка, — ответил Лехт.

Он поднял тяжелый мешок и пошел к выходу.

В институтской лаборатории Лехт молол песок в маленькой шаровой мельнице до позднего вечера. Потом он с тяжелым мешком вернулся на завод, где мастер ночной смены начал формовку опытной партии кирпича. Лехт ушел домой в третьем часу ночи, когда убедился, что все сделано именно так, как он хотел.

Он проснулся очень поздно — в десять часов утра.

— Проспал! — крикнул он.

— Нет, все идет хорошо, — ответила Нелли Александровна. — Я звонила на завод — мне сказали, что «хлеб в печи».

Лехту понравилось, что жена сравнила кирпич с хлебом. Он встал, позавтракал и пошел на завод.

Дул холодный осенний ветер, на море не стихал шторм. Расклейщик афиш никак не мог справиться со своим рулоном, и Лехт подошел к нему, помог, прочитал: «Премьера „Коварство и любовь“». Лехт улыбнулся: впервые он встретился с Луизой и Фердинандом еще в студенческие годы. Проходят десятилетия, войны уносят миллионы человеческих жизней, рождаются новые поколения и новые государства, но великие потрясения и великие перевороты как будто ничего не меняют ни в коварстве, ни в любви. Он вспомнил слова Нелли Александровны о «хлебе в печи» и мысленно поблагодарил ее.

Лехт загадал: если опыт будет удачным, то они пойдут в театр на «Коварство и любовь». Он даже не торопился на завод — ему хотелось, чтобы к его приходу были проведены все анализы и испытания.

На заводе директор встретил его с поздравлениями.

— Это ваша большая победа, — сказал он. — Молотый песок увеличивает прочность кирпича на сорок процентов… Вы только подумайте — на сорок процентов!

— Это не моя победа, — ответил Лехт.

— А чья же?

— Эта победа лежала в технической библиотеке — ее только надо было найти, — сказал Лехт.