Сердца и камни
Шрифт:
— Все равно, — сказал Алексей Иванович. — Приходится останавливать машину, держать весь конвейер, менять детали. Разве может существовать при такой абсурдной технологии современная индустрия?
Долгин помолчал, прошелся по кабинету, долго смотрел в окно, как бы обдумывая, что еще сказать Лехту.
— Видите, Иоханнес Александрович, — продолжал Долгин, — пока вы там игрушками занимались, вас поддерживали, надеялись на успех. А теперь вы затеяли серьезные дела — собираете многоэтажные дома, предлагаете даже строить заводы. А это уже
— Я не понимаю вас, Алексей Иванович, — сказал Лехт.
— Почему же? — удивился Долгин. — Что же тут непонятного? Давайте трудиться вместе, — уже более определенно сказал Долгин.
— Вместе? — переспросил Лехт. — Разве все дело в том, чтобы мы трудились вместе или не вместе? Речь же идет о дезинтеграторе или, вернее, об одной только его детали. Вот над ней и надо трудиться. Но вы ведь, Алексей Иванович, не механик, не специалист по металлу?
— Нет, нет, Иоханнес Александрович, дело не только в металле, но и в атмосфере, которая создается вокруг силикальцита.
— Какую атмосферу вы имеете в виду, Алексей Иванович?
— Ну как вам сказать… Не очень доброжелательную.
— Почему же?
— Вы газеты читаете, Иоханнес Александрович?
— Конечно.
— О чем там речь идет? Из номера в номер, изо дня в день? О чем? Разве о силикальците? Нет. О железобетоне. О цементе. А вы что предлагаете? Отказаться, правда в далёком будущем, от железобетона и цемента! Теперь вы понимаете, почему вы попадаете, как говорится, не в тон?
— Я никогда не старался попадать в тон, — сказал Лехт.
— И напрасно.
Алексей Иванович поправил шнуры трех телефонов, склонился над аккуратной стопкой чистой бумаги, что-то написал на верхнем листе. Потом вновь вернулся к Лехту, сидевшему у длинного стола.
Лехт наблюдал за Долгиным, за его неторопливыми движениями. Пожалуй, давно уже Лехт не испытывал такого глубокого и тягостного разочарования. Он считал этого человека богом, и вдруг перед ним оказался маленький человечек, даже не ученый, а какой-то изворотливый гном. Он так и хотел ему сказать… Гном.
В детстве братья Лехт играли в гномов — пугали друг друга появлением страшных карликов. Лехт уже не помнит в деталях всю игру, но он через всю жизнь пронес фразу, которой кончалась эта игра: «Испугался гнома, побежал в лес». Это было в детстве, в детской игре, а не в большом и серьезном деле, в науке, когда речь идет о новом изобретении, о новых открытиях, о революционных преобразованиях в технике. Может ли он сейчас произнести эту фразу: «Испугался гнома, побежал в лес»? Нет, не может. Не должен.
Лехт встал и коротко сказал:
— Будьте здоровы, Алексей Иванович.
— Вы уходите? — удивился Долгин.
— Ухожу, Алексей Иванович.
— Так вы все-таки подумайте.
— О чем,
— Обо всем, что я вам сказал.
— Лучше будет, Алексей Иванович, если я просто обо всем этом забуду.
— Вы так полагаете? — удивился Долгин.
— Убежден, что и для меня и для вас будет лучше, если мы оба забудем об этом разговоре. Я у вас не был, вы мне ничего не говорили. Все осталось, как прежде. Алексей Иванович Долгин остался для меня тем же ученым, каким он был до часу дня такого-то числа такого-то года.
Долгин посмотрел на Лехта, уловил в его взгляде яростную решимость и понял, что с этим человеком сговориться ему не удастся. И с подчеркнутой холодностью сказал:
— Ну что ж, Иоханнес Александрович, была бы честь предложена. Но помните, вы стоите на ошибочном пути. А когда зайдете в тупик, придете ко мне. Ну, а тогда уж будет разговор другой, совсем другой, Иоханнес Александрович. Будьте здоровы, — и протянул ему свою большую жилистую руку.
После секундного колебания Лехт пожал эту руку и быстро вышел из кабинета.
В тот же день Лехт вылетел в Таллин. Там его ждали Ванас и Тоом, его новый помощник.
— Ну что? — бросился к нему Ванас.
— Теперь мы знаем нашего врага номер один.
— Кто это?
— Алексей Иванович Долгин.
— Что же он — против силикальцита? — спросил Ванас.
— Нет. По правде говоря, он за силикальцит, но, как я его понял, он хочет принимать участие в победах.
— А в поражениях?
— Не знаю. Я не счел нужным продолжать этот разговор, — сказал Лехт. — Но в одном он прав. Нам нужно серьезно заняться «пальцами» дезинтегратора.
— Разве мы ими не занимаемся? — спросил Тоом.
— По-видимому, недостаточно. У меня есть идея, — сказал Лехт, — поедем в Академию наук СССР.
— Зачем? — удивился Тоом.
— По поводу этих «пальцев».
— Вы не шутите, Иоханнес Александрович?
— Нет, я серьезно говорю. Это такое дело, что им должен заниматься какой-то крупный институт. Я узнавал — над сверхтвердыми сплавами трудится много ученых. Неужели они нам не помогут?.. Поедете со мной? — спросил Лехт у Тоома, который в последние месяцы был занят только «пальцами» дезинтегратора.
На следующий день Лехт пришел на опытный завод раньше обычного. Лаборантка сказала Лехту:
— Там вас ждет какой-то человек. Он говорит, что вы его знаете.
— Пусть войдет, — сказал Лехт.
Лаборантка вскоре вернулась с плохо одетым, небритым, как показалось Лехту, грязноватым человеком. Они взглянули друг на друга и долго молчали.
— Познакомьтесь, — сказал Лехт, обращаясь к Ванасу, — это мой капо Янес.
Ванас вскочил как ужаленный. Он уже был без костылей и палочки, которой он пользовался в последнее время, и мог, как и все, вскакивать, ходить, бегать. Так вот, теперь Ванас вскочил, подошел к Лехту, как бы желая оградить его от возможной опасности.