Сердце Аксара, или Измена по-королевски

Грин Агата

— Духов надо покормить, — сказала я.

— Потом, — кратко ответил Дедрик. — Криспин, ты не забыл зеркало?

— Нет, — ответил юноша, обиженный тем, что его подозревают в халатной забывчивости.

— Отойди в угол, попробуй воззвать к Источнику и связаться через зеркало с Рейном. Нужно предупредить, чтобы он покинул столицу как можно скорее. Софию пусть захватит с собой. Скажи, что мы уходим, как планировали. Приблизительные точки перемещения в нашем маршруте он знает.

— Да, конечно, — Криспин ушел в самый дальний угол пещеры, вытащил из сумки маленькое зеркало и занялся делом.

Я шмыгнула носом. По всему

выходило, что Дедрик был готов к тому, что может случиться неожиданность и придется спасаться. Но я уверена, что он расценивал эту неожиданность как форс-мажор, который, скорее всего, не произойдет…

Дедрик повернулся ко мне и взял за руку. Увидев повязку на руке, спросил:

— Ты призывала даймонов?

— Да, чтобы сбежать от Уэнделла. — Невесело улыбнувшись, я добавила: — Они хотели выпить всю мою кровь.

Фантом ничего не это не ответил, лишь продолжал смотреть на меня и держать за руку. Я же не могла смотреть на него спокойно. Он потерял Корону, положение, был вынужден срочно покинуть своих людей и рисковать замерзнуть во время метели, и все из-за меня! Я почувствовала себя самой виноватой женщиной в мире. Мой голос, еще недавно вполне нормальный, хоть и слегка осипший, стал слабым и жалким:

— Прости… Это из-за меня… Я подозревала Уэнделла, но тебе не сказала…

— Я виноват не меньше, чем ты. Не следовало оставлять тебя сразу после ритуала.

— Я виновата больше. Я все разрушила…

Дедрик совсем не злился на меня, и смотрел даже с сочувствием, хотя имел полное право негодовать. Не в состоянии больше выдерживать его взгляд, я закрыла лицо руками и заплакала. Чувство вины отравляло меня, как яд.

Дедрик обнял меня, и провел рукой по спине, чтобы успокоить.

— Не надо… — воспротивилась я, все так же пряча лицо в руках.

Он аккуратно взял меня за руки, вынуждая открыть заплаканное лицо, и долго смотрел на то, что ему открылось. Впервые за все время знакомства мы смотрели друг на друга настоящих; нас, наконец, не связывали ни клятвы, ни брачные узы, ни какие-то еще обязательства. И, впервые в своей жизни, я испытывала такие сильные, светлые чувства, что сомнений в их природе не оставалось. Я люблю Дедрика, люблю по-настоящему, до умопомрачения, до полного смятения мыслей, до замирания сердца, до остановки времени… Сколько раз, глядя на Дедрика, я погружалась в раздумья, и не могла определить, почему он притягивает мой взгляд? Сколько раз рядом с ним мои чувства достигали пика — пусть тогда это и были гнев, злость, раздражение?.. Но были еще и восхищение, и одобрение… была даже страсть, что бросила нас в объятия друг друга тогда, в лесу… Почему же я была так слепа все это время? Почему я не замечала очевидного?

— Прости…

Он чуть сильнее сжал мои руки в своих.

— Перестань извиняться. Я пришел за тобой, потому что не мог иначе. Это мое решение.

— Да, понимаю… Но не стоило спасать меня из чувства долга. Что теперь станет с королевством? Как ты мог допустить, чтобы Албрикт добился своего? Дедрик, я знаю, у тебя принципы — не предавать своих, держать слово, и подобное, но…

— Соня, — он прервал меня; в его голосе вдруг прорезалась стальная нотка, — я тебя спас не из чувства долга, и не из благодарности, и не смей больше нести подобную чушь. — Подтянув меня к себе за руки, так, что мы оказались лицом к лицу, он признался: — Я люблю тебя. Когда ты объявила мне, что не предашь Рейна, что-то

екнуло в моем сердце… а в следующую нашу встречу я убедился, что ты — та самая. Ты добрая, честная, верная и смелая женщина и заслуживаешь той цены, которую я за тебя заплатил. Я бы и больше дал, если потребовалось.

Время снова остановилось для меня. Я смотрела на Фантома, не отрываясь, и ничего не могла сказать. Слова просто не находились… или же то, что я чувствовала на данный момент, просто не имело словесных аналогов.

— …Но я бы слукавил, заявив, что не заколебался, когда Албрикт дал мне выбор, — добавил Дедрик, и его голубые глаза потемнели. — Я рассвирепел, когда он назвал свои условия. Мне тяжело даются проигрыши, Соня, я тщеславен… Но я бы жить не смог, если потешил свое тщеславие за твой счет. Я самого себя ненавижу за то, что заколебался… за то, что допустил такую мысль. Я не могу назвать себя надежным, Соня, и очень хорошо понимаю, почему ты все время меня отталкивала.

— Дедрик, — выдохнула я, вновь обретая способность облекать мысли в слова, — я стояла там, в палатке, смотрела на тебя, и просила мысленно, чтобы ты сделал правильный выбор. Но вся ирония в том, что я знала в глубине души, как ты поступишь, знала, что ты меня спасешь… Потому что я полюбила тебя, а я не смогла бы полюбить мужчину, который выбрал бы Корону. Да, вот так! Уже на том Совете Великих я смотрела на тебя не равнодушными глазами. А тогда, в спальне, когда я брякнула… — я замолкла. Объяснить, почему я тогда сказала те слова, не могла и сейчас.

— Хорошо, что брякнула, — улыбнулся Дедрик, и мне захотелось кричать от радости — такой сияющей показалась мне эта улыбка. — Это дало мне пищу для размышлений.

— До чего же ты додумался?

— Я решил дать тебе свободу выбора. Решил, что, если ты на самом деле что-то чувствуешь ко мне, то останешься в Аксаре.

Я издала короткий радостный смешок и, в свою очередь, тоже начала торопливо рассказывать, как будто у меня совсем не было времени, и как будто Фантом мог деться от меня куда-то:

— А я решила, что, если нужна тебе на самом деле, ты не дашь мне уйти! В сокровищнице я нарочно дала тебе знать, что готова уйти безо всяких сомнений. Я надеялась, ты попросишь меня остаться. Ждала, что ты скажешь мне прямо, или намекнешь, что я должна остаться, потому что ты так хочешь… но ты так ничего и не сказал, и тогда, в ту минуту, я решила, каков будет первый и единственный пункт в списке сокровищ, которые я заберу с собой в мой мир. Я хотела огласить этот единственный пункт позже, перед самим переходом, чтобы убедиться, что между нами что-то есть… Этот пункт — ты, Дедрик.

— Хитрая Соня, — покачал он головой, и поцеловал меня.

Я подсознательно давно уже ждала этого поцелуя, но все же оторопела от ощущений, пронзивших меня, как только наши губы соединились. Эти самые губы после полета во вьюге и холоде стали жесткими, обветренными, но сам поцелуй при том при всем оказался необычайно нежным. Мы целовались не как взрослые люди, а скорее как дети, в первый раз переживающие подобный опыт, и рук так и не расцепили.

Только я подумала о руках, как Дедрик переместил свои руки мне на талию, прижал к себе, а я обвила его шею своими руками, и мы оказались на полу пещеры, и целовались уже не как дети… Из той части пещеры, где мы лежали, пропал свет, и я на мгновение оторвалась от Дедрика, с беспокойством взглянула в темноту.