Сердце бога
Шрифт:
Евгений Федорович помог им разместиться в своем автомобиле. К слову, этот «Москвич» с индексом 401 прослужит хозяину еще почти четверть века. Сначала машина была хороша, потом сменить автомобиль на новый недоставало денег, а затем, в конце шестидесятых, начались трудности с приобретением авто. Их перестали в СССР свободно продавать, а распределяли по предприятиям, и надо было записываться и стоять в очереди, чего Евгений Федорович органически не терпел. Да вдобавок денег никто не отменял, отваливать за нового четырехколесного друга немалую сумму, равную трехлетнему заработку, было чересчур. Смирновы старый свой лимузин продали (и новый «Москвич-2141» купили) только в восемьдесят шестом году, когда до конца жизни оставалось рукой подать. Смирнова не станет в девяносто восьмом, он так и не оправится после тяжелого инсульта. Владик навестил
Но пока, в марте шестидесятого, и сам Евгений Федорович, и его авто – в самом расцвете сил. А вместе с ним в машине – молодые Галя и Владик, и совсем юная, только что явившаяся, еще не названная жизнь морщит крошечную носопырку под чепчиком. Они мчат по тающим столичным дорогам по направлению к поселку Болшево, где предстоит краткая, на неделю, остановка на пути в Энск, на родину Иноземцева.
Однако за неделю, что молодой семье предстояло провести в Подмосковье, требовалось уладить несколько дел, в том числе бюрократических. Для начала – зарегистрировать ребеночка в загсе. (Регистрировать положено было по месту прописки, хотя бы даже временной.) А еще раньше – придумать мальчику имя.
Но сперва его и Галю захватила круговерть домашних дел, которых стало не просто больше – больше в десятки раз. Пеленать, кормить, стирать пеленки, купать. А значит, греть воду, топить печь… Благородный Владик со дня их выписки взял отпуск, чтобы помочь на первых порах юной супруге. Но спустя пару дней, в очередной раз вскочив ночью к сыну, малодушно подумал: да-а, дела, уж лучше бы я ходил на работу.
Но случился в суматохе и горячке первых дней спокойный вечер, когда неназванный ребеночек спал после шестичасового кормления и молодые родители уселись за стол друг против друга выпить чаю. Странно, но совместные хлопоты сплотили их. У них не случалось дележа: кому подниматься за полночь к сыну, кому стирать. «Ей и так трудно пришлось, – думал Владик, – и без того каждые три часа приходится кормить дитя. Я должен помогать ей». Для него это был способ утвердить себя как мужчину.
И вот настал спокойный момент. Тихо, мирно, никто не кричит, заварен крепкий чай, и в вазочке лежат конфеты «Мишка», которых Галя может слопать огромное количество. Да и Владислав не отстает.
– Как сына назовем? – спрашивает он.
– А как ты хочешь?
– Я первый спросил.
– Говорят, мальчику имя должен выбирать муж. Чтобы жена… – она запнулась – Словом, чтобы она не назвала его именем какой-нибудь своей прошлой симпатии.
И тут у него вырвалось – о чем Владик не думал, к чему совсем не готовился и чего сам от себя не ожидал – наверное, сказалось напряжение и усталость последних дней:
– А как твоего генерала зовут?
Галя вздрогнула, как от удара, покраснела, глаза ее сузились. Иноземцев подумал – когда уже вырвалось: сейчас она станет все отрицать, или оправдываться, или просить прощения. Но нет, жена даже не начала выигрывать время, расспрашивая, почему он так решил. Напротив, очень спокойно, но глядя в сторону, сказала:
– Да. Я встречалась с другим. Он и вправду генерал. Хороший человек. А что я должна была делать? Я все время одна. Ты на работе, и днем и ночью. Он в свое время помог мне. Можно сказать, спас. Это было еще до того, как ты мне предложение сделал. А потом он помог моему аэроклубу. И теперь помог мне. Вот, устроил в хороший роддом. Да, мне пришлось – действительно пришлось – принимать его ухаживания. Я не могла просто послать его куда подальше. Не находила в себе силы. Он хороший, милый. И относился ко мне, как будто бы он мой отец. А я его дочка. Ты же знаешь, у меня никогда не было отца. Точнее, я его не знала, он на фронте погиб… Да, я понимаю, тебе его участие в моей жизни неприятно. Как и мне. Но поверь, Владик: теперь все кончено. Его больше со мной рядом не будет. Мы уедем теперь далеко-далеко.
Владик простонал и сжал голову руками. Она встала из-за стола, подошла к нему и погладила по голове. Он судорожно обнял ее за бедра и уткнулся головой в живот. «Пойдем», – она подняла его, взяв за руку, и повела, как маленького, к кровати.
Мало
«И я сделаю все, чтобы ее добиться, – думал генерал. – Чтобы она была моей. Она сказала, что больше не хочет меня видеть? Ну, это типичная послеродовая горячка. Неизвестно, где Галя будет жить, а на работу теперь долгое время не выйдет? Что ж, надо подумать, как обойти эту сложность. В случае чего привлечем друзей и знакомых из ДОСААФ, армии, из партийных органов наконец. Найдем пташку и вытащим из ее семейного гнезда!»
Владик
Мальчика в итоге назвали Юрой. Имя выбрал Владик, даже не спрашивая больше Галю. Взял паспорта их обоих, роддомовские документы, поехал в загс и выправил свидетельство о рождении. Когда имя пришло в голову, подумалось: ни одного подлеца Юры я в жизни своей не встречал, все вроде достойные люди. Например, Флоринский. Вспомнился также улыбчивый парень из спецотряда № 1 ВВС – как его фамилия, Гагарин, что ли? Тоже Юра. И сразу видно, хороший человек.
Когда его сын Юрий Владиславович вырастет, он будет кое-кому из особо близких друзей рассказывать, что его назвали в честь Гагарина. С ним принимались спорить: «Как это может быть?! Гагарин слетал двенадцатого апреля шестьдесят первого. А ты в марте шестидесятого родился. О Гагарине тогда не ведал никто!» – На что Юра важно отвечал (как правило, разговор заходил, когда он был подшофе): «А мои родители были знакомы с космонавтами до того, как их запускали». Ему мало кто верил.
Подошло время отъезда в Энск. Перед путешествием Владик, наевшийся семейной идиллией до краев, под предлогом получить отпускные поехал на работу в Подлипки. Когда пришел к кабинетику непосредственного начальника Феофанова, тот оказался не один. Из-за двери доносились отголоски горячего спора. В одном из голосов Иноземцев безошибочно угадал хозяина кабинета Константина Петровича:
– Зачем, зачем, скажите мне на милость, на наш «Восток» ставить систему аварийного подрыва? Что там такого особенного, что не должен видеть вероятный противник? Кресло? Иллюминаторы? Катапульта? А? Скажите, Борис Евсеевич?
«Начальник с Чертоком ругается», – смекнул молодой инженер и даже догадался о сути спора: он слышал, что на беспилотные варианты будущего «Востока» решили ставить систему аварийного подрыва (или АПО): а вдруг спускаемый аппарат сядет не в заданном районе? Вдруг упадет на территорию врага или в третью страну (а оттуда его перебросят в США)? Иноземцев догадался: Феофанов выступает категорически против АПО, а заместитель Королева Черток – за.
– Вы понимаете, я тоже не в сильном восторге от этой идеи, – проговорил за дверью Борис Евсеевич, – но вы же знаете, наше начальство, его хлебом не корми, дай перестраховаться! Спрашивают: ваше изделие сделано по чертежам с грифом «сов. секретно»? Да. Значит, оно ни в коем случае не должно попасть в руки вероятного противника.
– Думаю, начальство скорее боится, чтобы «американы» в случае чего убожества нашего не разглядели.
– Ну, вы этого не говорили, я этого не слышал.
– Но вы же понимаете, Борис Евсеевич, устанавливать АПО на наше изделие – значит тратить время. Время и еще раз время! Мы сорвем выполнение постановления ЦК партии и Совета министров о полете человека в космос в этом году!