Сердце бури

Раэлана

Встреча с Терексом, — с одним из бывших командиров — стало для него равносильным столкновению с самой своей совестью, принявшей человеческий облик; с безжалостным призраком всего того, что он оставил когда-то. И правда, чего ему бояться?

Около трех дней назад к нему подошел один из пилотов с двумя кружками пива в руках, явно намереваясь угостить своего командира и заодно поближе познакомиться с ним.

Когда они наконец разговорились, парень спросил с явным любопытством и без тени осуждения, каково это, биться за Первый Орден (видно, слух о штурмовике-перебежчике все-таки успел пройти). Пилот объяснил, что для них, сопротивленцев, наследники Империи — это некое подобие вселенского зла. У солдат все просто: есть враг,

которого необходимо уничтожить. С их точки зрения, Финн видел собственными глазами изнутри ни много ни мало саму преисподнюю.

Тот ляпнул первое, что пришло ему на ум:

— Хочешь знать, чем отличаются солдаты Сопротивления от штурмовиков? В Сопротивлении свободные люди, а в Первом Ордене — боевые машины, с детства не знающие ничего, кроме войны. Вы боретесь за мечту о мирной жизни и о справедливости, а штурмовики — из соображений преданности и дисциплины, которой их обучают годами. Вот и вся разница.

Кто из них правее? Рассуждая об этом, недолго голову сломать. И те, и другие — фанатики, но каждый по-своему. И, наверное, каждая сторона заслуживает победы.

Финн ушел из штурмовиков лишь потому, что не мог убивать по приказу. Не мог просто закрыть свое сердце на замок и не впускать туда ни сострадания, ни привязанности.

С тех пор, как он покинул «Финализатор», юноша ни разу не пожалел о своем решении. Однако сейчас поджилки у него невыносимо тряслись. Это происходило помимо его воли. Ох, это тяжелое чувство вины! Этот неотвратимый ужас! Бывший штурмовик чувствовал себя так, словно это его, а не Терекса, захватили в плен и готовятся предать суду. Он почти физически ощущал на своих руках и ногах тяжесть невидимых цепей. Поистине, людям без совести живется куда лучше! Они вольны заботиться лишь о собственном благе, наплевав на всех остальных. А вот те, в ком совесть все же говорит время от времени, поневоле прислушиваются к ее голосу даже тогда, когда разум вроде бы твердит им, что они поступают верно.

Быть может, леди Наббери права, и он в самом деле обыкновенный трус?

Презренный трус, оставивший любимую из страха, что она отвернется от него, если узнает правду о его прошлом — о том самом прошлом, с которым он сейчас столкнулся лоб в лоб, и боится нового столкновения, словно самой смерти.

Сообщение передает адмирал Статура уже перед самым отлетом.

Старичок Акбар лично напутствует членов отряда, отправляющегося на Набу — в самое пекло. А затем разрешает Финну немного побыть в одиночестве. Вернее, наедине с голопроектором, который как раз настроен на воспроизведение непродолжительной записи, недавно полученной с Корусанта.

Финн долго мнется, не решаясь активировать проектор. Время идет, он упрямо ходит кругами по комнате и все больше злится — на целый свет, но главное — на себя самого за свою проклятую нерешительность.

Наконец он отчаянно бьет кулаком по кнопке, отчего пластик жалобно трещит.

… На ней тот же матерчатый головной убор, что и в ночь их первого свидания, когда они разъезжали на дорогом лэндспидере по ночной столице, упиваясь воздухом свободы и хмелем нежной влюбленности. Когда она подарила ему первый поцелуй после совместно распитой бутыли виски.

Пола говорит негромко, но ее голос все равно звучит для него, словно раскаты грома. Как бы он хотел услышать, что она ненавидит его и больше не желает видеть! Однако в ее словах по-прежнему звучат лишь преданность и трепетное благоговение.

— Поначалу я никак не могла взять в толк, что произошло, почему ты вдруг исчез безо всяких объяснений. Я пыталась найти тебя через друзей сенатора Органы, но в Сопротивлении мне никто ничего не говорил. Только пару дней назад Статура наконец рассказал мне все. Теперь я понимаю: они молчали, потому что ты попросил их, ведь так? Ах, Финн, как я горжусь тобой! Как это благородно, отправиться на помощь несчастным жителям Набу! И как это правильно, не сказать

ничего мне! Ведь ты знал, что я попытаюсь тебя отговорить. И я действительно попыталась бы, будь у меня такая возможность. Не стану лгать, я боюсь за тебя. Мне не надо объяснять, насколько опасна твоя миссия. Каждый день я слышу, как сенаторы обсуждают Набуанский кризис и блокаду Внешнего кольца, словно партию в шахматы. Но я вижу, каким напряженным всякий раз становится их дыхание, как они обмениваются друг с другом затравленными взглядами. Они боятся. Ситуация на Набу — это дуло бластера, приставленное к виску Республики. Судьба всей галактики зависит от того, успеет ли Терекс спустить курок. Флот Сопротивления послан как раз для того, чтобы ему помешать, а твой отряд будет самым первым. Это гораздо важнее, чем наши с тобой жизни, я прекрасно это понимаю. Все, что мне теперь остается — это свято хранить в памяти полтора месяца любви и страсти, что мы с тобой дарили друг другу, и молиться о твоем возвращении.

Напоследок она прикладывает к губам кончики пальцев и посылает в объектив проектора воздушный поцелуй.

Финн опускает глаза, подавляя слезы, удерживая в груди нечеловеческий крик.

Эта исполненная восторга хвалебная песнь предназначена кому-то другому. Иллюзорному Финну, с самого начала существовавшему только в ее фантазиях. Она хотела видеть его героем, не подозревая, что на самом деле он — трус и предатель. Ее влюбленность была слепой с самого начала. Пола Антиллес верила лишь тому, во что хотела верить и видела то, что хотела видеть. В этом смысле Финн даже не обманывал ее, он лишь потакал ее собственному самообману.

Ночами, наполненными теплом божественных объятий этого светлого, изящного существа, Финн чувствовал себя святотатцем, посмевшим осквернить храм ее тела и мир ее мечты. Дочь королей Альдераана и раб Первого Ордена. Сколько раз он говорил себе, что Пола должна узнать правду, даже если после этого он потеряет ее! Но отказаться от ее близости было ему не под силу.

Дело вовсе не в шантаже Чалы Орнулы. Ее угрозы только подтачивали его напряжение, не позволяя позабыть в сладостном вихре их внезапного романа о своей «маленькой тайне». Когда По неожиданно сообщил, что ему довелось повстречать Рей во время своей поездки в Кореллианский сектор, внутри у Финна проснулись дремавшие дотоле тайные силы. Упоминание имени дорогой подруги вызвало в нем необыкновенно сильный прилив чувств, затмивших на какие-то мгновения даже его любовь к Поле. Юноша как бы прозрел и воочию увидал всю глубину ямы, в которую он падал — ямы бесконечного обмана, ярмо которого с каждым днем все больше сдавливало его шею.

И он доверился бессознательному порыву, оставив Корусант, словно преступник, убегающий с места преступления.

Все время, что минуло с тех пор, он спасался лишь убежденностью в том, что теперь Пола должна возненавидеть его за столь неожиданное и грубое предательство их любви. Ведь ему даже не хватило силы духа, чтобы уйти по-мужски, объяснившись. А коль скоро между ними все кончено, то какая разница, кем он был прежде, и кем она его считала?

Но теперь ясно, что ее восторженная влюбленность преодолела даже такую преграду, успешно отыскав новый повод для самообмана. Розовая пелена упрямо не желала оставлять прекрасных глаз леди Антиллес, глядевших на беглого штурмовика, словно на благородного и отважного рыцаря, героя девичьих мечтаний…

… С тяжелым сердцем Финн покидает систему Приндаар, увозя с собой скорбный багаж, состоящий из несбывшихся мечтаний и мертвой любви — цветка, срезанного его собственной рукой. Аромат которого, однако, все так же упоителен.

***

Как-то раз в разговоре Лу заметил: «Терекс и его шайка отлично знать, что их со всех сторон окружать враги. В столице оставаться несколько сотен штурмовиков, они охранять подступы ко дворцу. Они как пленники на захваченная ими же территория, а мы ходить, где хотеть…»