Сердце Черного Льда [С иллюстрациями]
Шрифт:
— Это был Озерный Лорд, будущий Король, — сказал он.
Азора робко, словно устыдившись, отняла ладонь. Миха покосился на нее, поймал первую с момента выхода из Парома улыбку.
Дым рассеялся. Дед Ойон дремал, уронив подбородок на грудь.
Ближе к Толосу извозчик снова разговорился.
— Извольте полюбоваться, наши знаменитые Виноградные Холмы, — указывал он хлыстом. — Не смотрите, что в снегу, винограду снег не помеха. Как снег сойдет, виноград под весенним солнышком дозреет. Тут и сборщики пожалуют на своих колесниках с
— Я читал про Виноградные Войны, — похвастался Миха больше перед Азорой, чем перед возчиком. — Виноград, выращенный в Толосе, обладает особым вкусом. Вина, получаемые из него, очень ценятся.
— Дело в пепле, — ввернул возчик. — Когда эрвидоры, еть их, разбудили здешние вулканы на погибель заморским гадам, Толос и окрестности укрыло пеплом. Пепел знатно удобрил землю, и виноград здешний, который и так, сказывают, был неплох, начал родиться всем на зависть.
— А войны получаются, когда Братства Виноделов делят плодородные участки, — продолжал Миха, раздражаясь, что возчик мешает ему демонстрировать ученость. — Здесь полно наемников со всего Акмеона, особенно весной.
— Поэтому Дан с друзьями сюда направились? — спросила Азора, махнув рукой в сторону топавшего за ними «Молотобойца».
Дан принял ее жест за приветствие и ответил оглушительным свистком. У всех заложило уши.
— Может, и поэтому, — пожал плечами Миха, ковыряясь в ухе мизинцем. — Не очень-то Дан рассказывает, что за дела у него в Толосе.
— Да известно, какие дела, — возчик обернулся и подмигнул.
— То есть? — не понял Миха.
— Эхма, чего ты мне, молодой, валенком прикидываешься? Я ж не из Пепельных, руки крутить не стану. Если бы господин Лыцарь к виноградарям наняться хотели, мы бы в другую сторону ехали. На новые поселения, в Виноградники или Ключи. А мы к старому городищу направляемся, в самое гнездо могильщиков.
— Могильщиков?
— Так зовут тех, кто спускается в подземелья Толоса, — проявила неожиданные познания Азора.
— Точно, девонька.
«Вот это да!» Миха откинулся на локти, уставился в небо. Неужели его друзья — преступники Короны, взыскующие запретных сокровищ мертвого города? И как поступить ему, Михе Атмосу? По велению ума, говорящего, что надо держаться от Толоса Трижды Испепеленного подальше? Или по велению сердца, которое наполняет все тело шипучим восторгом и предвкушением чуда?
Надо было послушаться ума.
Толос напомнил Михе Грань. Главным образом людьми, их лихорадочными повадками татей, выставленным напоказ оружием, скрытностью. Здесь все, от кабатчика до извозчика, не говоря уже о настоящих искателях удачи, ходили по острой грани закона. Каждый курган, каждая яма могли скрывать запретное наследие древних. Саман, Хамон и Валит, которые даже в ценах на соль не могли сойтись сотни лет, по отношению к недрам Толоса были едины. Всякого, кто алчет знаний Тарту или сокровищ Ночной Орды, ждет каторга. Пытарей-могильщиков это не останавливало.
Селиться в пределах старого городища было запрещено, да никто бы и не стал по доброй воле. Немногочисленные
Миха с друзьями прибились к одной из больших стоянок. Заправлял здесь всем человек по имени Аркча.
— На железного болвана твоего Аркче плевать, — говорил он, сплевывая коричневой от чинги слюной. — Хочешь у моего костра греться, плати. Хочешь картошки, строганины, опять плати. Хочешь ночью спать спокойно, Аркчу не забывай.
Был Аркча низок, горбат, косил на левый глаз. Сила в нем, несмотря на ущербность, чувствовалась немалая. В своем синем от татуировок кулаке он держал две дюжины мужиков и два раза по столько баб. Шесть из них, как выяснилось, приходились Аркче женами. Самой младшей из них Азора помогла в первый же день ободрать тушку зайца.
Аркча, умевший появляться как гриб из-под земли, вырос у локтя Дана, наблюдавшего за разделкой вместе с Михой.
— Девку береги, — буркнул вожак. — Лучше в мужское переодень. Была доча у Аркчи, украли прямо от костра. Хорошая была, чуть помладше вашей.
После эпизода с зайцем Аркча стал заметно теплее относиться к команде «Молотобойца» и даже снизил побор. Но на все разговоры о старом городище, тайных тропах и постах Пепельных отвечал одинаково: «Аркча охотник, не пытарь. В Испепеленном не Аркча охотиться будет, на него охота будет. Такой беды Аркче не надо».
В окрестностях Толоса ночь и день пусть неохотно, но сменяли друг друга. Михе, с детства привыкшему к дням и ночам, длившимся по полгода, быстрый бег солнца по небу был еще в новинку. Его завораживали синие сумерки, затапливающие холмы кисельной дымкой. На чутких звериных лапах они крались вдоль границы стоянки, отпрыгивали от костров, крутили куньи хвосты на шапках сторожей.
Миха потянулся, подкинул дров в костер. Поднял голову и уперся взглядом в пряжку чужого ремня. На пряжке чеканный герб — скрещенные факел, меч и кирка. На ремне фляга в оплетке, моток бечевы, а там, где носят обычно нож, удивительное дело — лопатка с коротким черенком. Края лопатки отточены до бритвенной остроты.
— Пустишь погреться, земляк? — спросил у Михи хозяин лопатки.
Миха кивнул, косясь по сторонам. Дана, Дериха или Тинкина не было видно. Вот незадача.
Человек, усевшийся напротив, был одет в грязно-серый плащ поверх обшитого железом ватника. Текучими движениями, пронзительным взглядом напоминал он Михе Мая Сургу, да и вообще Снежного Следопыта. Только Следопыты носили бороды, чтобы уберечь лицо от укусов ветра, а этот, когда снял платок, прикрывавший рот и подбородок, оказался гладко выбрит. На голове у него была круглая железная шапочка.