Сердце Черного Льда [С иллюстрациями]
Шрифт:
— Отбываем через пять минут, — сказал он, сверившись с брегетом. — Если я вам понадоблюсь, господа, дерните за этот шнурок.
Анже дал проводнику полсола, и тот с благодарностью их оставил. Лорд Белин с облегчением принялся набивать трубку. С момента, как он вышел из старого вокзала, его не оставляло чувство, что за ним наблюдают.
— Не бери в голову, — отмахнулся Анже, вытягиваясь на полке. — Если бы за нами кто-то шел, Улгар бы его заметил и оповестил нас. От него не укрыться.
— Улгар? Твой дворецкий?
Купе дрогнуло. Перрон за окном поплыл, унося машущих
— Да, он самый. Как ты должен был заметить, на него можно положиться.
Белин закурил.
— Ты, похоже, для него больше чем хозяин, Анже, — сказал он. — Я видел, как он защищал тебя на опушке. Не всякий дворецкий станет рисковать своей жизнью за сеньора.
Герцог Савина задумчиво смотрел в окно. Промелькнули и исчезли черепичные крыши окраин Костров. «Золотая Стрела», набирая скорость, бежала на север. Колеса стучали равномерно и глухо, навевая ощущение покоя.
— Я люблю полозы, — сказал Анже Савина. — Мне нравится, когда железная коробка на колесах уносит меня навстречу неизвестности. В будущее жутковато идти самому, боишься споткнуться, тянет обернуться назад. Полоз помогает побороть страх, дает иллюзию, что все свершится само, без твоего участия. Похожее чувство я испытываю в корабельной каюте, когда волны колотятся о борт. Девятнадцать лет назад я отправился в путешествие на корабле по имени «Русалка Мара».
— Мой отец нанял двухпалубную галеру в Оросе, чтобы она отвезла меня в Никт и дальше вдоль побережья. Поездка была частью моего обучения, мне полагалось знакомиться с портовыми городами и укреплениями, постигать морскую науку и нравы прибрежных народов. Заодно копить материал для моего игрушечного материка.
Не скрою, прилежней портовых укреплений я изучал интерьеры портовых кабаков. Из всех обычаев морского люда мне больше всего полюбились те, что были связаны с ублажением изголодавшихся моряков продажными девицами. В общем, скучать мне не доводилось.
Когда на горизонте замаячили острия Соленых Гор и Пик Вериди вонзился в шатер северного неба, капитан скомандовал разворот. Велик был риск наткнуться в негостеприимных водах на ладейную флотилию баров. Горцы признают чужим лишь то, что хозяин может отстоять с мечом. Капитан не хотел рисковать судном и командой. Мы возвращались домой.
То было недоброе время, любимое пиратами Соленых Гор. Время туманов, в которых удобно подкрадываться на юрком баркасе к пузатому «купцу». Из трюма извлекли запретные «аспиды», капитан лично проверил и наладил стрелометы на носу и корме. «Ложась спать, кладите меч поблизости, молодой мастер, — наставлял он меня. — Здесь не южные моря, пиратам плевать на выкуп, им не нужны пленники. Сражаться придется до последнего». Нечего и говорить, что после его слов сна у меня изрядно поубавилось.
Одной из бессонных ночей, слоняясь по палубе, я разглядел за бортом человека. На мой крик сбежались матросы, беднягу выудили багром.
Он не утонул,
— В недобрый час вы выглянули за борт, молодой мастер, — сказал он.
Я поднес к лежавшему лампу. Все его тело и даже лицо было покрыто узором татуировки. Она отличалась от тех рисунков, которые я видел на телах матросов или баров. Диковинные изломанные руны, картинки тонущих кораблей и людей, пронзенных копьями. Будто кто-то вел летопись бесчисленных сражений на смуглой, покрытой шрамами коже.
— Кто он? — спросил я капитана.
Тот произнес слово, похожее на ругательство. Потом повторил его еще на нескольких диалектах.
— Он пират, — наконец сказал он на понятном мне языке. — Такие знаки наносят на себя пираты Осколков, акулы феймов. Страшная порода, молодой мастер, хуже наших разбойников, хуже даже баров. Ни жалости, ни чести, одна только алчность и злоба. Страшные вещи они делают с теми, кто попадает к ним в руки. Вы посмотрите, сколько кораблей утопил этот мерзавец, — вон они, все нарисованы. Они гордятся тем, что делают, у себя на островах слывут героями. Я слышал, что тех, кто пытается охотиться на них, пираты потрошат, набивают соломой и вешают у себя на реях.
— Выкинуть его за борт, — ввернул боцман. — Пока не накликали беду.
— За борт его! — поддержала команда. — За борт!
— Здесь я должен сделать отступление и рассказать о девушке, с которой мне довелось слюбиться в Никте. Она была из племени северных горцев, ее украли соседи и продали в портовый шалман, как это водится у дикарей.
Она была хороша, горяча и отзывчива, но не об этом речь. Она рассказала мне старое поверье баров. Если ты спасешь человеку жизнь, — говорила она мне, — помни, нити вашей судьбы отныне связаны. Береги его, а он пусть бережет тебя, ибо вам назначено умереть в один день, в один час. Если уйдет один, второй последует за ним».
Какая несусветная дикость, подумал я тогда. Но ее горячий шепот вдруг прозвучал над моим ухом в тесном трюме галеры «Русалка Мара». Двое матросов взяли спасенного мной пирата за руки и за ноги, намереваясь швырнуть его за борт.
Я обнажил меч.
— Бросаете его, — сказал я, — бросайте заодно и меня. Если осилите.
Лампа в моей руке запылала синим яростным огнем. Клянусь моим Рубином, я бы сжег корабль, кабы они осмелились мне перечить!
Думаю, что от опрометчивых поступков капитана удержал не страх передо мной. Он мог подсыпать мне в еду крысиного яда, придушить во сне, застрелить в спину из «аспида». Но тогда он бы навлек на себя месть моего отца, который бы никогда не поверил, что я случайно упал за борт. Мало кто не знает, что такое месть старого герцога Савина.