Сердце Дракона. нейросеть в мире боевых искусств (главы 1-650)
Шрифт:
Лишили силы, заковали в цепи и оставили во тьме. Положили напротив скелета достопочтенного Арчибальда, да будут праотцы к нему милостивы…
– Разве мама с папой тебя не учили, что убегать не хорошо?
– Нет, – Хаджар покачал головой и тут же пожалел о содеянном. Ему потребовалась вся сила воли, чтобы не показать врагу боль и слабость. – Но они учили, что люди без чести не достойны моего внимания. Так что извини, дядя, если не стану отвечать на твои вопросы.
Подобная ремарка, казалось, нисколько не задела Примуса.
– На мои вопросы? – ухмыльнулся узурпатор. – я думал это у тебя есть вопросы. К примеру – как я узнал в тебе принца.
Хаджар показательно отвернулся в сторону. Всем своим видом он демонстрировал, что не замечает перед собой “собеседника”. Подобное поведение вызвало у Примуса очередную, тщательную скрытую вспышку боли и гнева. Наместник же рассмеялся, показывая ряд идеально ровных, белоснежных зубов.
Довольно редкое явление для практикующего, но распространенное среди истинных адептов. Наверное, у них было больше времени и возможностей, чтобы следить за своей внешностью.
– Что же, я и сам могу тебе все рассказать, – развел руками Примус, лишь за тем, чтобы потом вновь скрестить их на могучей груди. – Неужели ты думал, что я действительно не узнаю тебя, когда ты сам пришел в мой дом. На праздник в честь моей дочери? Неужели ты настолько же глуп, как твой отец?!
– Это не твоя дочь, – прорычал Хаджар.
Примус изумленно изогнул правую бровь.
– А как же твой – “с бесчестными я не разговариваю”?
Хаджар вновь проигнорировал заданный ему вопрос.
– Впрочем, позволь с тобой не согласиться, – продолжил Примус, довольный тем, что теперь уже он смог задеть Хаджара. – Если ты спросишь у самой Элейн – то я единственный, кого она назовет своим отцом.
– Тот факт, что ты использовал на ней какую-то технику, не делает тебя её отцом. Я видел шрамы, это подтверждающие.
От вихря энергии, на миг возникшего вокруг Примуса, простого человека разорвало бы на части. Благо ошейник лишь блокировал способности Хаджара, а не полностью возвращал к состоянию смертного. Иначе узник погиб прямо так – на месте.
– Выбирай слова, Хаджар. Не забывай, что твоя жизнь в моих руках.
Хаджар вновь ухмыльнулся. На этот раз не кровожадно, а скорее… мудро. Насколько мудро мог улыбаться пленник, которому едва миновало двадцать пять зим.
– Моя жизнь находиться лишь в моих руках и…
И Хаджар не договорил. Перед его глазами, против его же воли, возникло лицо Атикуса. Разум зачем-то воспроизвел отрывок из рассказа почившего генерала. Рассказа очень сильно похожего на старые сказки, которые юному принцу рассказывал Южный Ветер.
Сама собой вспомнилась следующая строчка из любимого Земного произведения
– “От жизни я земной устал, и был бы рад чтоб мир со мною пал.” – словно эпитафия для надгробного камня Атикуса.
– Хотя, если честно, в то время я еще сомневался – Примус просто не мог угомониться. Настолько глубоко он тонул в чувстве собственного превосходства. Пьяный от триумфа, но, судя по глазам, не самый счастливый человек. – Нет, ну правда, нужно быть либо отчаянным идиотом, либо безумным храбрецом, чтобы заявиться во дворец. Генерал Хаджар Травес… Даже имя не сменил?
– Зачем? – пожал плечами Хаджар. – Хаджаров в стране столько же, сколько грехов на твоей совести – им нет числа.
– И все же – я сомневался. Наверное, не мог поверить в такую наглость. Но вот это, – Примус поддел мыском сапога клинок и подкинул его в воздух. Поймал он кинжал в сантиметре от лица Хаджара. – Атикус бы никогда не отдал его. Никому. Никому, кроме его обожаемого “маленького принца”.
Хаджар молча смотрел в сторону решетки, закрытой тяжелым железом.
Примус поднялся с табуретки, приблизился к узнику и, нагнувшись, прошептал на самое ухо.
– Скажи мне, племянник, какого это убивать единственного родного человека?
Внутри глаз Хаджара вспыхнула ярость, от которой треснуло бы само небо. Чего уж говорить о Короле, невольно отшатнувшемуся от такого зрелища.
– Ты должен знать об этом, лучше меня, братоубийца, – прорычал Хаджар.
Теперь уже пришел черед Примуса демонстрировать первобытную ярость и жажду крови.
– Что ты знаешь, щенок? Твой отец…
– Атикус мне все рассказал, – перебил Хаджар. – можешь не стараться, братоубийца. Я все знаю.
Некоторое время они молча сверлили друг друга взглядами. Взглядами, которые могли раздвинуть землю и обрушить в темные недра целый город. Затем Примус внезапно щелкнул пальцами и цепи снова ожили, чтобы мгновение спустя упасть на пол, освободив Хаджара.
Узник не успел ничего понять, как его схватили за ошейник и потащили куда-то. От боли Хаджар то и дело терял сознание. Изредка приходя в себя, он пытался сосчитать повороты и факелы на стенах казематов.
Вскоре его бросили в другую камеру. Намного более просторную, дурно пахнущую, но с незакрытым окном у потолка.
– Наслаждайтесь, – процедил сквозь сжатые зубы Примус и захлопнул дверь.
Сперва Хаджар подумал, что находиться в камере один, но затем прозвучал голос.
– Мой принц…
Несмотря на то, что голос явно не мог принадлежать человеку, Хаджар узнал его.
– Няня? – Хаджар повернулся на звук.
Сердце пропустило удар… затем еще один… еще и еще… По щекам Хаджар впервые за едва ли не всю жизнь потекли слезы. Полные ярости, горести, ужаса и отчаянья, они падали на пол и с шипением испарялись, оставляя на камнях неглубокие впадины.