Сердце дыбом
Шрифт:
Она посмотрела на тройняшек. Не обращая внимания на грозу, они продолжали мирно играть.
«Где Жакмор? Я хочу обсудить с ним оптимальное решение».
Она позвала служанку.
— Где Жакмор?
— Я думаю, в своей комнате, — ответила Белянка.
— Сходите за ним.
От шума вспенившегося моря заложило уши. Град не утихал.
Несколько мгновений спустя появился Жакмор.
— Вот, — начала Клементина. — Кажется, я нашла окончательное решение.
Она поведала ему о своем открытии.
— Таким
— Завтра я пойду в деревню, — сказал он. — И заодно переговорю с кузнецом.
— Я жду не дождусь, когда все будет сделано, — сказала она. — Я сразу же успокоюсь. Я всегда знала, что когда-нибудь найду идеальное средство защиты.
— Возможно, вы правы, — ответил Жакмор. — Не знаю. Это потребует от вас постоянного самопожертвования.
— Жертвовать собой ради кого-то, когда уверен в том, что он под надежной охраной, это такой пустяк.
— Их движения будут ограничены, — заметил Жакмор.
— Я не уверена, что физические упражнения полезны для их здоровья, — ответила Клементина. — Это очень хрупкие дети.
Она вздохнула.
— У меня такое ощущение, будто я в двух шагах от цели, — призналась она. — Ощущение бесподобное. Это даже пьянит.
— Вам следовало бы отдохнуть, — посоветовал психиатр, — немного, разумеется.
— Даже не знаю. Я так их люблю, что уже не могу отдыхать.
— Если вы способны вытерпеть подобную зависимость…
— Это ничто по сравнению с тем, что я уже вынесла!
XXVII
Сквозь просветы изгородей можно было увидеть медлительную, спокойную скотину, жующую низкие полевые злаки. На дороге, сухой и пустынной, не осталось и следа от вчерашнего града. Ветер шевелил кустарник, солнце отвечало за пробелы в тенистой пунктирной линии на траве.
Жакмор обращал на пейзаж внимательные взоры; на все то, что он больше никогда не увидит, — приближался тот день, когда он займет уготованное ему судьбой место.
"Если бы я не оказался 28-го августа на дороге, ведущей к скале… — думал он. — А теперь месяцы стали такими странными; в деревне время — более пространно, оно проходит быстрее и бесследное.
Время, которое я переварил. Время, которым они меня пичкали. Что они могли дать мне еще?
Слява умер вчера, и я займу его место. Изначально пустой, я взвалил на себя слишком тяжелую ношу. Стыд — явление распространенное.
Зачем я хотел исследовать, зачем я стремился познать; к чему стараться быть похожим на них — беспредрассудочных; неужели все обязательно заканчивается этим, и только этим?"
Он вспомнил о том, как в воздухе танцевали чемодайки — и каждый шаг по этой до боли знакомой, опостылевшей дороге налился свинцом, — и внезапно почувствовал себя
Дом. Сад. За ним скала и море. «Где-то теперь Ангель, — спрашивал он себя, — куда он отправился на этом непрочном приспособлении, что качалось посреди воды?»
Оставив позади золотую решетку, он спустился к морю и дошел до песчаного берега, до влажной гальки со свежим запахом и легкой бахромой пены.
От верфи Ангеля почти не осталось и следа. Несколько все еще черных камней, обгоревших во время запуска корабля, только и всего. Машинально он поднял голову и замер.
Тройняшки сломя голову бежали по краю скалы. Силуэты, уменьшенные расстоянием и углом зрения. Они неслись будто по прямой, не обращая внимания на камни, вылетающие из-под ног; они мчались, не думая об опасности; похоже, они потеряли разум. «Одно неосторожное движение — и они свалятся. Один неловкий шаг — и у моих ног окажутся их искалеченные, окровавленные тела».
Тропу таможенников, по которой они бежали, чуть дальше пересекала огромная расщелина; но ни один из них, казалось, и не собирался останавливаться. Наверняка забыли.
Жакмор до боли сжал кулаки. Крикнешь — а они испугаются и оступятся. Они не могли видеть расщелину, но зато он со своего места видел ее очень хорошо.
Слишком поздно. Ситроэн первым завис над провалом. Кулаки Жакмора побелели, он закричал. Дети повернули головы в его сторону, заметили его. А затем кинулись с обрыва и, резко спланировав, приземлились рядом с ним, радостно лепечущие, как птенцы ласточек.
— Ты видел нас, дядя Жакмор? — спросил Ситроэн. — Только ты никому не говори!
— Это такая игра: делать вид, будто не умеешь летать, — объяснил Ноэль.
— Так здорово, — сказал Жоэль. — Не хочешь с нами поиграть?
Теперь он все понял.
— Так это были вы, тогда, с птицами? — спросил он.
— Да, — ответил Ситроэн. — Знаешь, а мы тебя видели. Но мы старались лететь очень быстро и поэтому не остановились. А потом, знаешь, мы никому не говорили, что умеем летать. Вот научимся летать очень хорошо и тогда сделаем маме сюрприз.
«Сделаем маме сюрприз… А какой сюрприз она готовит вам?! Это меняет дело. Если это так, то она не имеет права. Нужно, чтобы она узнала. Запирать их, когда они… Я должен что-то сделать. Я должен… я не хочу, чтобы… у меня остается один день… один день до лодки на красном ручье…»
— Идите, цыпочки, играйте, — сказал он. — Я должен подняться наверх к вашей матери.
Они поносились немного над волнами, погонялись друг за другом, вернулись к нему, проводили до подъема, помогли преодолеть самые трудные участки пути. Спустя несколько минут он дошел до гребня и решительно зашагал к дому.