Сердце грустного шута
Шрифт:
– У меня нет тайн от вас, мой господин.
– Вот и хорошо. Прошу, святой отец! – Он сделал приглашающий жест.
– Дочь моя! Правда ли, что ты владеешь искусством исцеления, знанием трав и снадобий, а также помогаешь роженицам?
– Правда, святой отец!
– Правда, что у тебя имеется книга, где описаны многие болезни и методы их лечения?
– Правда, святой отец! Но это не книга. Это карты, 180 карт, в них все секреты
– И чародейства?
– Нет, только знахарства.
– А кто тебе дал эти карты?
– Их мне оставила моя бабушка. Мой господин знает, что она была немая и все рисовала.
– Правда, что ты предоставляешь свое тело всем, кому этого хочется?
– Правда, святой отец, и прошу за это простить меня.
– Значит, ты знаешь все тайны эротического искусства?
– Да, святой отец.
– Ты знаешь кого-нибудь, кто умер после твоих лекарств?
– Да, святой отец. Умер Чекко из Понцано, но меня позвали слишком поздно, я уже не могла ничем помочь.
– А ты знаешь, что сказал этот человек перед смертью?
– Знаю. Он сказал, что я хотела его прикончить. Но это не так.
– Правда, что ты приковала к постели Бруно, потому что он не хотел тебе платить?
– Нет, святой отец, мне не нужны его деньги, он черной души человек и понес свое наказание. Сейчас он жив и здоров.
– Правда ли, что ты лечишь животных теми же снадобьями, что и христиан?
– Да, и это правда!
– А правда ли, что ты отрезала ногу корзинщику?
– Правда, святой отец.
– А можешь ли мне ответить, куда дела ты отрезанную ногу?
– Я закопала ее в лесу.
– Без соответствующего церковного ритуала?
– Так ведь это только кусок ноги до колена, там же нет бессмертной души, она, слава богу, осталась при хозяине!
– Изменница Божья! Кара небесная падет на тебя за это деяние! Все, что сотворено Богом, есть достояние Бога! – вдруг заорал он.
Мгновение после, успокоившись, монах произнес:
– Я благодарю тебя за чистосердечные ответы, которые точно совпадают с тем, что я слышал. Прикажите заточить ее в подземелье! Там сиди и жди, мы тебя позовем, и ты перед судом инквизиции ответишь так же откровенно, как сегодня, если суд сочтет тебя правой – будешь свободна. Если же тебя сочтут ведьмой, то сожгут на костре, как ведьму. Тебе вменяется использование лекарств непонятного происхождения, бесстыдные действия и колдовство, а также поклонение богине Диане.
Лиза почувствовала томление смерти под сердцем Антонии.
– Позвольте
– Иди домой, Антония! Готовь питье для моей дочери, вижу, что ей оно помогает. Но не вздумай бежать! Я поручился за тебя.
– Спасибо, мой господин! Святой отец! – Она поклонилась и вышла.
Оказавшись одна в своей комнате, Антония пробовала унять дрожь в руках и задушить внутри себя страх, который отвлекал ее от работы. У нее сегодня было много дел. Ее ждали больные. Черный монах упомянул о Диане, но не задал ей вопросов, значит, их задаст святая инквизиция, и нужно быть готовой ко всему…
…Лиза подивилась необычному ощущению жара в крови, потрогала тыльной стороной ладони пылающие щеки: с ней давно такого не случалось. Мимолетно вспомнилось школьное окно, крыши, занесенные снегом, и жар ужаса от произнесенного совсем рядом ее имени. На вопрос учителя химии она ответить не смогла и, вставая из-за парты, предательски уронила с колен «Легенды и мифы Древней Греции»; мысленно она еще бежала рядом с резвой Дианой далеко-далеко от предложенного вопроса.
Лизе показался нелепым этот отголосок детства, это легковесное воспоминание о страхе перед ужасом смерти Антонии на костре. Она чувствовала, как между ней и молодой колдуньей идет интенсивный диалог. Она ощущала смятение и тоскливое томление, что вкрались в душу этого необыкновенного создания, с самой юности принявшего на себя миссию лечить других.
Лиза постояла немного, прислонившись спиной к двери, пережитое мгновение растревожило сердце. В комнате она была не одна.
У незажженного камина сидела Антония. Лиза удивленно оглядела себя и поняла, что они выглядят совершенно одинаково. Ветер нес в окно запах реки; знахарка, ее абсолютный близнец, глубоко и горько вздохнула, всматриваясь в темнеющее небо. Придвинула поближе медную грелку, в которой слабо мерцали угольки. Выложила их длинными щипцами в камин и немного подула, чтобы оживить пламя. Из полотняного мешочка достала маленькие сухие округлые растеньица и, выложив аккуратной кучкой на угли, повернулась в Лизе, сама нисколько не удивившись ни такому сходству, ни присутствию другого человека в доме и, будто они действительно были сестрами-близнецами, просто встретившимися после долгой разлуки, стала показывать:
– Это майоран. Подыши дымком – придет сон и чудные видения. А у меня не проходит беспокойство. И не пройдет! Но нужно работать, меня ждут больные. Ты же можешь вернуться домой, когда пожелаешь: ключ у тебя на шее. Теперь он твой. Береги его.
Лиза прикоснулась к ожерелью, но не было никакого желания использовать камень.
Антония, пытаясь сосредоточиться и собраться с мыслями, принялась перебирать свои инструменты; и Лиза почувствовала ее великую любовь к ним. Вспомнился учитель химии, который тоже дорожил своими колбами и наверняка знал о Парацельсе, но им ничего не рассказал. А зря!