Сердце и корона

Айнгорн Алекс А.

— Да не паясничайте же, маркиз де Ланьери, будьте серьезны! Что смешного вы находите в совершившемся злодеянии? Это ведь была я, я… я…

— Вы, мадам?! Вы убили короля? — поразился он.

— Я… — прошептала Изабелла. — Этот грех на моей совести, и не достанет жизни, чтобы замолить его. Я больше не могла терпеть и надеяться на Бога. Он хотел казнить бедняжку Аргюзон, и все из-за меня! И еще вы! Скажите, ну что еще мне оставалось делать? Что? Я отчаялась; я надеялась — и утратила надежду, верила — и разочаровалась. Вот и все. Теперь

я должна уйти, уйти и умолять Всевышнего простить мне.

Орсини вовсе не ужаснулся ее признанию, наоборот. Он почувствовал, что его мнение о королеве значительно улучшилось. Она оказалась не безвольной и жалкой, как показалось ему вначале, а женщиной, способной на любые жертвы, защищая свою жизнь и честь.

— Мадам, — горячо заговорил он, — вы были вправе сделать то, что сделали. Вы имели право защищаться. Король был не тем человеком, о ком стоило бы жалеть. Поверьте, он был худшим из худших. Теперь его нет. В этом ваша заслуга, не вина. Не укоряйте себя! Вы защитили себя, своих друзей, своих родных. Вы сделали все, что могли! Поделом ему, вот что я скажу!

— О нет, — грустно сказала Изабелла, медленно натягивая перчатки. — Как бы ни было, я виновата. Я лишила жизни человека, и не мне было решать его судьбу. Я приказала заложить карету, которая отвезет меня в монастырь св. Люции. Там живет бедная Луиза де Тэшкен. Мы будем с ней вспоминать ушедшее счастье.

— Мадам, нет! — воспротивился Орсини. — Это безумие! Вы еще будете очень счастливы. Вы молоды, хороши собой, не обделены Богом ни умом, ни душой! Да подумайте же, король мертв, вы свободны!

— Да, да. Он мертв, а я виновата в этом. Как ни поверни, это только мой грех. Я сама, добровольно стала его женой. Это мой крест, мне его и нести.

— Но, ваше величество, вы можете каяться и здесь. Молитесь, мадам, если это вас успокоит. Разве для этого так уж нужен монастырь? Правьте своей страной. Кроме того, Бланка де Лартуа — разве о ней вы больше не беспокоитесь? Она жива-здорова.

— А вы не знаете? Орсини, у короля был сын, он никогда не упоминал о нем. Мальчику шестнадцать лет. Он скоро прибудет. Он, конечно, очень юн. Но закон гласит: после смерти короля правит его старший сын. Так что Бланке никогда уже не править. Далее, даже если что бы случилось с мальчиком, чего я ни в коем случае не желаю, королем будет его ближайший родич, а вовсе не мой. Я исполнила долг перед батюшкой. Бланка будет принцессой — всегда, а я…

— А вы монахиней? — гневно крикнул Орсини. — И вы считаете, что ваш отец был бы доволен вами?

Она печально вздохнула, ни капли не обманываясь на его счет. Даже если юный король не изгонит его прочь из своего дворца, у него наверняка есть наставник или родич, которого он пожелает возвысить. И ему, Орсини, не быть больше некоронованным королем. Она даже преувеличивала его эгоизм, кроме расчета, ему не чуждо было искренне беспокойство о ее судьбе, ведь она спасла ему жизнь.

Между тем, Изабелла поднялась.

— Прощайте,

Орсини. Берегите мне Жанну… и себя.

Она спустилась по лестнице, в сопровождении одного лишь растерянного министра да огорченной Жанны.

Она садилась в карету, стараясь не оглядываться.

— Орсини, — она обратилась к нему, нерешительно помедлив. — Мне сообщили, мальчик приезжает один, в сопровождении лишь лакеев и охраны.

Орсини понял ее намек, но запальчиво возразил:

— Мадам, я не намерен служить сыну убийцы. Я не желаю быть первым министром. Пусть Сафон…

— Прощайте, Орсини, — повторила Изабелла, не давая ему договорить. Она знала, он не уйдет. Слишком многое он получал. Мальчик, слишком юный, чтобы противостоять ему, и все же достаточно взрослый, чтобы не нуждаться в регенте! Она дарила ему свое королевство завернутым и упакованным на неопределенный срок.

Орсини и Жанна грустно следили за последними приготовлениями к отъезду. Сев в карету, Изабелла ощутила горький укол ревности — она оставляла их вдвоем. Но даже это не могло заставить ее переменить решение. Карета тронулась. Она в последний раз обернулась.

— Прощайте! — крикнула она сквозь окошко кареты.

И все же, как бы ни было, Изабелла знала, что могла бы остаться, могла бы все перебороть, если б Орсини позвал ее. Стоило ему сказать слово, одно лишь слово, и она не смогла бы расстаться с ним. А Орсини… Он стоял, держа под руку Жанну, бедную камеристку, и молчал. Орсини не знал, чего ждет от него королева, даже не догадывался, и не мог сказать ей то, от чего она стала бы счастливой навеки.

Они вдруг услышали шум и увидели спешащего к ним слугу.

— Гонец от короля Оливье! — вскричал слуга, но Изабелла, дрогнув, не велела кучеру останавливаться. Она боялась видеть гонца, который мог задержать ее, поколебать ее благородную решимость. Карета покатила по мощеной дороге. Все было кончено…

Орсини оставил руку Жанны и пошел встречать гонца, который, задыхаясь от усталости, ввалился в тронный зал. Он остановился перед пустым троном и обвел глазами нетопленый зал. Перед ним был только министр.

— Я привез письмо ее величеству, — настойчиво сообщил гонец, давая понять, что Орсини никоим образом не может ее заменить. Он теребил черную бороду, усмехаясь. Не похоже, чтобы он вез дурную весть.

— Ее величества нет во дворце.

— Но я привез добрые вести! — недоверчиво воскликнул посланец, полагая, что его просто не желают пропустить к королеве. Худое лицо министра осталось неподвижным.

— Королева Изабелла решила удалиться в монастырь, — холодно объявил Орсини. — Она только что покинула дворец.

Посланец растерялся от неожиданности.

— Однако же за мной едет его величество Оливье! Это так важно! У него бумага от Папы об аннулировании ее брака…

Орсини вдруг отбросил свое высокомерие и вцепился в камзол гонца, едва не задушив его.