Сердце Изнанки
Шрифт:
— При каком-таком нападении? — опасно-тихо поинтересовался он, пытаясь поймать забегавший взгляд сестры.
Последняя в городе лаборатория, официально работающая с материалами Изнанки, располагалась в её Академии. И то, что Яна проводила в ней всё свободное время, Влад даже не сомневался. С её-то тягой к Изнанке в целом и артефакторике в частности. А теперь оказывается, что на лабораторию был совершен налeт?
— Да всё хорошо, Владь, — жалобно протянула Яна, делая такие честные глаза, что брат понял сразу — нападающие были хорошо вооружены, опасны и умники отбились только милостью неведомого Егора. — Это была кучка отморозков из последователей Чистой крови. Ничего серьёзного.
Ага, совсем ничего.
Именно с тех пор на руках магов с первых проявлений дара защелкивают кандалы, не дающие им прыгать между измерениями. Именно тогда от общины Судного дня, и без того магов опасающейся, отпочковались радикальные Блюстители чистой крови. Чистой человеческой крови, не испачканной подарками Изнанки. Другую кровь они жаждали видеть лишь пролитой из перерезанных глоток одарённых.
Влад болтался где-то по центру между радикалами и мирными магонелюбителями. И не склонялся к первым лишь из-за наличия дара у сестрицы. Одарeнные, при всей своей малочисленности, а может и благодаря ей, имели в обществе слишком большое влияние. Отдельные школы-интернаты, высокооплачиваемая работа, различные льготы. И целый вагон прилагающегося ко всему этому гонора и чувства собственной безнаказанности. То, что сестра была другой, было лишь исключением, подтверждающим наличие правила.
Яна нервно теребила кандалы. Цельнометаллические пластины, опоясывающие её запястья, за тринадцать лет стали настолько привычными, что воспринимались как часть тела. И крутила она их в приступах тревожности как иные накручивают на палец локон волос. Сестра явно не хотела ссориться и не знала, как увести разговор в мирное русло.
— А что за фрукт этот твой Егор? — Влад сжалился над двойняшкой и сам перевёл тему.
Яна подозрительно полыхнула щеками, потупилась и скромно пояснила, что это преподаватель с кафедры прикладной артефакторики. Влад понимающе хмыкнул. Неведомый Егор разделял Янкину страсть, а значит был в её глазах практически идеалом мужчины. Вне зависимости от внешности, возраста и характера.
Остаток вечера прошёл мирно. Двойняшки умостились на диване, устроив короткую ритуальную битву за единственный живой подлокотник. Победу одержал Влад. Показательно расстроенная Янка поплелась на кухню, и вернулась подносом, полным бутербродов. Влада угостили только в обмен на уступленный подлокотник.
Телевизор мигал сменяющимися кадрами боeв и погонь, бубнил что-то героическое и пафосное. Яна посапывала на отвоёванном подлокотнике. Влад, откинувшись на спинку дивана, ловил глазами отсветы машинных фар на потолке, и думал, как ему жить дальше.
Наутро хандра немного утихла. Мерзкая дрянь, обвившая шею, за ночь угомонилась и перестала так активно eрзать. В слегка отпущенном паникой мозгу закопошились смутные мысли о том, что по интернету гуляли истории о счастливцах, которым удавалось снять ошейник Морены. Мысли, конечно, были слишком эфемерными, чтобы походить на мало-мальски приличный план, но всё же грели сердце и обнадeживали.
В муниципальной общеобразовательной школе, куда ходил Влад,
Собственно, следующие пять лет пролетели тихо и мирно под боком у юродивых общинников. Янка отучилась, устроилась преподавать и получила квартиру. Отказать на просьбу пожить с ней Влад не смог. Но подвязки в общине у него сохранились.
И одна из этих подвязок могла добыть нужные сейчас позарез знания о взломе ошейника Морены. Цель была намечена, позвонить Стасу и предупредить о своём визите Влад не мог — телефон остался у Хромого. Оставалось наведаться к бывшим соседям лично.
На улице густой стеной валил снег. Морозец моментально вцепился в незащищённый нос и щеки. Зиму Влад не любил, и та отвечала взаимностью. Ботинки были дешевыми, с тонкой, практически не рифлeной подошвой, поэтому по двору Влад проплыл как фигуристочка — скользя, делая красивые пируэты и балансируя на одной ноге. Благо, зрителей его па на горизонте не оказалось. Для прогулок время было неурочным — рабочий люд ещё пахал на своих заводах, а детвора морозить жопы не любила, поэтому засела в подъездах и тамбурах торговых центров.
Янкина квартирка так отчаянно ютилась к окраине города, что практически прижималась стеной к вокзалу. Конечно, станция метро к деревне общины была ближе, но Владу до неё пилить было прилично. К тому же, подземные поезда вечно задерживались и застревали. То нежить под колeса кинется, то труп бродяги найдут в заброшенной ветке. То блуждающий рынок накроют.
Наземные поезда в этом плане казались надeжней.
Толпу малолеток Влад заметил издалека. Они были шумными, наглыми и напрочь лишёнными шапок. Обычные, в общем, малолетки.
Та, кого они зажали, окружив и отрезав пути к отступлению забором, была младше. И в шапке. Домашняя такая девочка лет тринадцати в длинном пуховичке и белоснежных вязанных рукавичках.
Разбитная крашенная в ядовито-зелeный девица с пирсингом во всех возможных местах, держала мелкую за руку. Задранный рукав пуховика обнажал блестящий бок кандалов. Одарeнная.
Браслеты действуют на некоторых обывателей как красная тряпка на быка. Служат индикатором, что перед тобой урод, опасный выродок Изнанки, причина того, что простых граждан жрут на улицах собственного города потусторонние твари.
Детвора распалялась. Одарeнная уже откровенно ревела, размазывая по щекам слезы, испуганно и по-детски отчаянно. Зря. Страх разжигает азарт. Чужие слезы действуют на толпу будоражаще. Теперь они точно не отстанут, пока не доведут одарeнную до ручки. Или пока им кто-то не помешает.
Влад смотрел на пухлощeкую зареванную девчонку и видел перед собой совсем другое лицо. Так похожее на его собственное — скуластое, с носом-картошкой и мамиными зелeными глазищами.
Янка никогда не ревела. И не просила о помощи. Молчала, смотрела исподлобья, словно искала у противников слабые места. Терпела тычки и удары. А потом Влад увидел синяки.