Сердце кошмара
Шрифт:
Я бы и дальше смотрел в пустоту, если бы в один момент мой нос, которым я приноровился пользоваться, пока находился в теле дракона, не ощутил едва уловимый горелый запах…
…
…
…
Через пять минут я и Таня уже сидели за кухонным столиком.
— Я пыталась, — с вымученной улыбкой проговорила Т., наблюдая за тем, как я тыкаю вилкой подгоревший омлет.
Я кивнул.
—…Я знаю, что сейчас ты всё равно собираешься его съесть и сказать, что тебе очень понравилось, и потому что всё что угодно, что сделала твоя драгоценная племянница для своего
— Нет.
—…Но делать это вовсе не обязательно! Вот. Можешь выбросить.
— Так и сделаю.
— В смысле, я понимаю, что ты не хочешь этого делать, дядя, и что тебе жалко обижать меня, ведь я так старалась, когда готовила тебе завтрак, но я не против! Совсем не против! Твоё здоровье важней, чем мои чувства…
— Я знаю.
—…Мог бы и подыграть.
— Мог.
…
…
…
После этого я сам приготовил завтрак, и мы с Таней приступили к нашему обыкновенному безделью. Удивительное дело, как просто человеку вернуться к тому или иному некогда привычному распорядку, даже если последний раз он следовал ему месяц и более тому назад. Впрочем, вполне может быть, что причина была физиологического характера. Ведь для моего тела действительно прошла всего лишь одна ночь.
Знаменательное событие произошло в районе двенадцати часов; Таня собиралась приступить к своей первой утренней сиесте, — вообще своим циклом сна девушка напоминала собаку, которая может вдруг утомиться, задремать посреди дня на десять или двадцать минут, после чего, проснувшись, снова дрожать от энергии, — когда ей вдруг позвонила Аня. Разговор продолжался полторы минуты. Я старался не подслушивать. Наконец Таня повесила трубка и сказала мне растерянным голосом:
— Мама собирается приехать.
— Сегодня?
— Ум, вечером.
— Зачем?
— Хочет посмотреть, как мы тут поживаем.
Я нахмурился.
Таня последовала моему примеру.
Примерно с минуту мы молча смотрели друг на друга.
— Подозрительно, — сказал я напряжённым голосом.
Таня кивнула.
Аня была неплохим человеком, но мать из неё была… Довольно своеобразная. Нет, она разумеется любила Таню, наверное, и даже пыталась приглядывать за ней, по мере свои сих, но творец, по всей видимости, забыл наделить её материнским инстинктом даже на самом зачаточном уровне.
В детстве цветы, которые стояли в её комнате, умирали даже быстрее, чем если бы она намеренно пыталась их угробить; в своё время я провёл эксперимент и поставил на её подоконник кактус — бедолага засох.
В общем, если бы Таня была щенком, котёнком или другим относительно хрупким созданием, ей бы давно пришли кранты.
Но люди выносливы. Люди, даже в детстве, умеют сделать бутерброд.
И всё же неожиданная тревога за свою дочь, особенно когда ей удалось так запросто от неё отделаться, была по меньшей мере подозрительной.
Впрочем, как это довольно часто бывает с людьми безответственными, и все-таки не лишенными зачатков совести, которая, правда, пробуждается в них редко и спонтанно, Аня иной раз вспоминала про свою дочку, покупала для нее дорогие подарки, придумывала целую развлекательную
Сама Таня тоже прекрасно знала повадки своей матери, даже лучше меня на самом деле, и относилась к ним… с терпением. Не раз и не два я наблюдал, как, перед лицом самого горячего родительского рвения, девочка превращалась в подобие фарфоровой куклы, которая смиренно слушала материнские клятвы, кивала и терпеливо дожидалась, когда эти неловкие и нелепые шарады подойдут к своему завершению.
Сам я первое время тактично избегал вмешиваться в отношения мамы и дочки. Не мое это было дело, и вообще я слишком хорошо помнил собственное детство, чтобы не понимать, как это неловко, когда всевозможные дяди и тети лезут в разборки ближайшего семейного круга.
Удивительным образом — по крайней мере тогда мне это казалось удивительным — Таня первая завела об этом разговор. Разумеется, отстранено, между делом, в формате наигранной жалобы, и все же сам претендент произвел на меня впечатление, и лишь сильно погодя я понял, что таким образом Таня пыталась сблизиться со мной, открыться, и что с ее стороны это был едва ли не больший подвиг, чем предстать передо мной нагишом посреди ванной.
— Она ненадолго, — заметил я.
Таня кивнула.
— Устроим приветственный ужин?
Приготовить ужин следовало заранее. Казалось бы, Аня давно перестала даже пытаться готовить, но чисто на всякий случай следовало предупредить этот момент. Безопасность никогда не бывает лишней — особенно перед лицом смертельной опасности…
После этого мы отправились в магазин — уж не знаю, почему именно вместе, но, видимо, на это была определённая причина, которая возможно даже не касалась купленной Таней баночки колы, — а по возвращению вышли на прогулку.
Всю дорогу Таня смотрела по сторонам в старенький бинокль, который обнаружила в том самом чулане, в котором я хранил свои импульсивные покупки. В этом плане она вообще чувствовала себя как дома и совершенно не стеснялась рыскать в моих вещах. К счастью, я заблаговременно спрятал все ХХХХ и ХХХХ, так что моя репутация и сама Таня находились в относительной безопасности.
После поля нам встретился аист. Прекрасная птица, у которой, по заверению Тани, торчали из красного клюва перепончатые ноги лягушки.
Наконец мы вернулись домой и стали готовить ужин: макароны с томатным соусом, сыром и кабачками — Аня была вегетарианкой. Кажется. Возможно это у неё было в прошлом месяце.
Наконец еда была готова и накрыта крышкой. Наступило время томления и томительного ожидания. Особенно тяжко было Тане. Девушка поглядывала на сковородку, на часы и делала томные вздохи. Наконец на улице заревел мотор. Таня вздрогнула. Я направился в прихожую и открыл дверь, озаряя необычайно красивую женщину, которая стояла на пороге.