Сердце красавицы склонно к измене
Шрифт:
— Ни хрена себе! — вырвалось у Селиванова. — За сумкой что, кто-то должен прийти?
— Да, один неприятный субъект, — ответила я. — Учтите, внутри сумки полно отпечатков пальцев этого самого субъекта.
— Ого, правда, что ли! — со счастливым видом воскликнул он. Для Никиты это — что ребенку подарок на Новый год. Он никак не мог поверить в реальность такой удачи, потому и переспросил раза два: — Его отпечатки в сумке и он придет?
— Возьмите себя в руки, выставьте своих орлов у камеры хранения и ждите гостей часов около двенадцати, — посоветовала я и, попрощавшись, выключила и убрала сотовый в карман. Теперь можно возвращаться. Охранники на контроле мигом активизировались, потребовали у меня паспорт.
— Может,
Глаза у охранников воровато забегали, а один даже вытер губы тыльной стороной ладони и заревел:
— Какие пирожки! Женщина, вы что, головой не страдаете? Здесь вам банк, а не харчевня. Покажите паспорт и назовите цель визита.
— Сейчас предъявлю и сообщу, — проворчала я.
В приемной никого не было. Сливянская, не медля, отправилась пить чай с Довлат, на что я, собственно, и надеялась. Дверь в кабинет управляющего была открыта. Я вошла и услышала голоса за дверью в комнату отдыха. Анжела тоном учительницы младших классов объясняла Конюкову, что первый ребенок у них родится через три с половиной года, когда, по ее расчетам, наступит максимальное материальное благополучие в их семье.
— А сейчас что, не максимальное, что ли? — басил в ответ Конюков. — Куда уж максимальнее может быть. Выше управляющего уже никуда не поднимешься.
— Ты что, собираешься остановиться на достигнутом? — обиженно отозвалась Анжела. — Нельзя так. Надо всегда стремиться к лучшему. Чтоб в жизни была цель. Без цели же нельзя, Андрей.
Я вошла, и их спор прекратился. Конюков отодвинул для меня стул, а Анжела наложила риса с жареной особым способом печенкой. Были еще какие-то салатики из мелко измельченных овощей и фруктов. Фруктовый салат мне даже понравился, хотя у спецвойск на первом месте всегда стояло мясо, а всякие сладости да сдобу отвергали за ненужностью. Немного напрягали взгляды Анжелы, которые она время от времени на меня бросала. Казалось, вот-вот кусок встанет поперек горла, и я окочурюсь от удушья, к ее радости.
«Что ж она так, — думала я, опустив взгляд в тарелку, — для приличия, что ли, имитировала бы радушие или, на худой конец, безразличие. Почему она так откровенна в своих чувствах по отношению ко мне?»
Конюков же по своей толстокожести не замечал нашей холодной войны. Через каждые пять минут он принимался нахваливать кулинарные способности жены, и меня всякий раз коробило.
Позже, когда я уже ехала домой, проводив перед этим клиента до квартиры, я, отринув все эмоции, старалась чисто логически понять, почему мне так неприятна Анжела. Что-то проскальзывало, но я не могла ухватить эту мысль за хвост и разглядеть со всех сторон. Ловко выскальзывая, она всякий раз скрывалась в лабиринтах моего сознания. Впереди предстояла подготовка и визит в ночной клуб. Следовало концентрироваться на этой задаче, а не думать о неприязни к жене клиента. Приехав домой, я позвонила Портняжному и задала ему мучивший меня все время вопрос: откуда он узнал, что Конюков хочет отказаться от должности председателя после смерти Тыртышной? Конюков ведь ему об этом не говорил. Портняжный нехотя признался, что ему звонила и жаловалась на мужа Анжела. Это многое объяснило. Вся мозаика сложилась передо мной в единую картину.
12
В ночном клубе «Осьминог» вечер пятницы был отмечен огромным скоплением народа, а все потому, что именно в этот день в главном зале в полночь ожидалось феерическое шоу с зазывным названием «Мисс-стриптиз Тарасов». Я рассчитывала управиться до его начала. Пока в зале просто играла музыка в стиле рейв и несколько сотен подростков дергались в мерцающем свете стробоскопа.
Лазерные лучи резали адские видения, возникающие при каждой вспышке стробоскопа, пересекая зал во всех направлениях, как в фантастическом фильме про войну миров. Из той
Вдыхая воздух, густо пропитанный ароматами курева и винными парами, я протащила ошалевшего Конюкова к заказанному столику и, усадив, вручила меню:
— Вот, выберите что-нибудь попить, только не коктейли, туда сыплют всякую дрянь, чтоб народу лучше веселилось и пилось.
— Евгения Максимовна, а вы уверены, что это неопасно для меня, находиться в подобном месте? — спросил он, озираясь. — Мне кажется, тут полно наркоманов и всяких психически неуравновешенных личностей. — Он ткнул пальцем в сторону седобородого старика, танцующего, словно в припадке. — Видите его, в таком возрасте все нормальные люди дома сидят.
— Какой нормальности вы хотите от ночного клуба, — пожала плечами я, — норму ищут в ресторанах, в конце концов, в кафе, но не здесь. Здесь зажигают, отрываются, оттягиваются и тому подобное. Что касается безопасности, то на девяносто девять и девять десятых процента я уверена, что на вас сегодня никто не покусится. Пока я дома готовилась, у меня появились кое-какие догадки, поэтому я вас и пригласила, чтоб вы увидели все своими глазами. Спросите, почему назначила встречу здесь? Отвечу: потому, что это место мне хорошо знакомо, и я примерно уже знаю, как будет здесь действовать заказчица. Они же с посредником тут встречались.
— Если вы уверены насчет моей безопасности, то я вам поверю, так и быть, но нельзя ли все закончить побыстрее и уйти отсюда пораньше, — заныл Конюков.
Я посмотрела на часы.
— Через пятнадцать минут все решится. Вы сидите, а я пойду встречу гостя. Он уже подъехал.
Моя уверенность в прибытии Тычкова объяснялась показаниями портативного навигатора. «Жучок», подсаженный в «Ауди» бандита, по-прежнему действовал. В малом зале, расположенном ближе к центральному входу, я притаилась за колонной и видела, как Тычков, поздоровавшись за руку с охранниками, без досмотра прошел внутрь.
Я тенью скользнула за ним. Бандит был, что называется, навеселе. Принял что-то из своего наркотического арсенала, чтобы снять напряжение перед встречей. С ходу он вписался в толпу танцующих в малом зале, стал увиваться вокруг девушек. Протиснувшись к бандиту, я ткнула ему куда-то в район почек тюбик с губной помадой и прошептала в ухо, придерживая за талию:
— Пули у меня разрывные. Дернешься — и покойник.
По телу Тычкова волной прошла дрожь. Он замер, позабыв о музыке, и, когда я указала ему на укромный уголок у стены, безропотно поплелся туда, еле волоча ноги от страха. Взоры танцующих были направлены в центр танцпола, где две малолетки в танце разыгрывали лесбийскую любовь, поэтому на нас никто не обратил внимания. Продолжая угрожать Тычкову помадой, я обыскала его и изъяла два пистолета, гранату «РГД» и остро отточенную стальную спицу. Все изъятое сложила в бумажный пакет из-под какой-то еды, взятый с одного из столиков. Пакет показала Тычкову, спросила грязно:
— И что это значит, Костик? Ты задумал что-то недоброе против меня?
— Нет, это я для самозащиты, — возразил он, кажется, искренне, — кругом полно всяких отморозков. Жить просто страшно.
— Пойдем. Вперед! — скомандовала я и, тыкая помадой в спину, повела к охране. Охранник, заглянув в пакет, посмотрел на меня округлившимися глазами.
— На полу нашла, подумала, что вам пригодится, — пояснила я и, не успел он опомниться, спешно ретировалась в зал, уводя за собой Тычкова. За несколько секунд, что мы стояли у входа, я заметила в фойе Земляного с двумя оперативниками. Тычков, не ведая, что творит, наверно, привел их за собой, не заметив слежки. Они могли все испортить.