Сердце куклы
Шрифт:
Охотник опустил взгляд, не желая верить в очевидное. Долл — не человек, так почему же он так пытается убедить себя в обратном?
— Пошли, — Лера подбросила в ладони ключ, и вдруг добавила, — Ты зря строишь иллюзии относительно меня.
Пояснение о том, какого рода иллюзии Антон строил, не требовалось — он и так все понял. Что касается самой Леры, тут все было сложнее. Вампиресса не могла понять, что заставляет ее говорить Охотнику правду. А ведь она собиралась изображать невинную девчушку в стиле Скарлетт О'хары… Черт, что творит с ней этот парень!? И не нужно говорить о нежданно проснувшейся совести — врать Долл научилась почти одновременно с тем, как научилась говорить, и чувства вины по этому поводу никогда не ощущала.
Предпочтя отложить неприятные
Оказавшись подле нее, девушка радостно взвизгнула — на пороге лежала сумочка, которую блондинка уже считала навек потерянной… Но страшная мысль вспыхнула в голове Долл — кто мог подбросить ее. Только… да, Алекс, черт его побери! Чувство опасности (и неприязни) боролись с желанием вернуть свою вещь, правда, не долго. Сумочка от Prada, стоимость которой обозначалась трехзначным числом, была слишком дорога (в прямом и переносном смыслах) Долл, чтобы выкинуть ее из-за смутных опасений. Решительно захватив тонкую лямочку, вампиресса тут же нырнула в ее нутро, проверяя все ли на месте. Как ни странно, вещи оставались нетронутыми, кроме одной…
Проклятый крестик! Не стоило забирать его… тем более у мертвой… убитой девчушки. Может, и к лучшему, что Алекс забрал его. Вот только… еще ни один поступок вампира не принес девушке ничего хорошего!
Антон наблюдал за происходящим молча: то ли не считал необходимым вмешиваться, то ли был слишком погружен в собственные мысли. Очнулся от оцепенения он только в тот момент, когда дверь квартиры отворилась.
Жилище вампирессы выглядело так, будто сошло со страниц дорого дизайнерского журнала — ну знаете, безупречные комнаты, где все выглядит результатом кропотливого подбора: каждая деталь интерьера идеально подходит ко всем остальным. Все было выполнено в трех цветах с небольшими вариациями: алый, пурпурный и белый. Несмотря на единую цветовую гамму, кое-что все же контрастировало друг с другом. "Легкие" стеклянные столики и полки, а также пушистые, напоминающие облака, ковры шли в разрез с тяжелыми портьерами, плотно закрывающими все, без исключения окна. Впрочем, несложно было сообразить, что тяжеловесные шторы являются более поздним приобретением, связанным, вероятней всего, с превращением Долл в вампира. Всему Красному Роду свет не доставляет удовольствия; большинство каинитов стараются оборудовать свое жилье так, чтобы солнце не заглядывало в него.
Однако несмотря на всю свою безукоризненность, квартире Долл чего-то не хватало… Скорее всего — жизни. Это место выглядело почти совершенным, но совершенство это было подобно мраморной гробнице — прекрасно, дорого, безжизненно. Сложно было понять, в чем это проявлялось. В комнатах было полно милых безделушек, на полках стояли книги и журналы, на специальных стойках — диски с музыкой и фильмами. Более того, холодильник вампирессы был доверху забит разнообразной снедью (причем человеческой). Долл регулярно закупала в продовольственном магазине все самое лучшее, и так же регулярно выкидывала на помойку еду, к которой даже не прикасалась. Только иногда она позволяла себе выпить бокал дорого вина, наслаждаясь до боли реалистичными ощущениями: жаркий свет солнца на коже, прикосновение мягких листьев к рукам, солоноватый ветер, нежданно подувший с моря и принесший столь долгожданную прохладу… Вряд ли ей когда-нибудь доведется испытать подобное наяву. Посещать южные районы Италии или Франции не входило в планы вампирессы; а уж возможности провести день на винограднике под обжигающим солнцем она точно была лишена. В Чикаго Долл еще худо-бедно могла передвигаться днем, закрывая при этом глаза специальными очками (с полностью закрашенными стеклами; яркий свет все равно делал зрение вампира практически бесполезным, оставалось полагаться на слух и особое видение детей ночи) и, стараясь держаться тени.
Долл уже отправлялась в кухню, как раз намереваясь выпить бокальчик того самого вина — не столько, чтобы погрузиться в сладкие грезы о юге, сколько для расслабления. Как уже говорилось, алкоголь на вампиров действовал по-особому:
Не дойдя до двери (из беленого дерева, с элементами витражного стекла), девушка вдруг застыла, как вкопанная. Что-то насторожило ее напряженные чувства, запретило сделать еще шаг. Она уже открыла было рот, намереваясь позвать Антона, но не успела этого сделать, потому что из ее недавно найденной сумочки раздался голос Тилля Линдермана… да-да, у нашей гламурной блондинки на звонке стояла песня Раммштайна "Du hast"!
Антон проводил ее суетливые попытки отыскать мобильник (удивительно, но даже в самой крошечной сумочке, больше напоминающей кошелек, девушки не могут отыскать нужный предмет… даже если он там будет один-одинешенек) удивленным взглядом. Ему стал любопытно, относится ли фраза "Ду хаст мищ!" к кому-то конкретному или ко всем сразу. Успев немного пообщаться со светловолосой вампирессой, можно было предположить большую вероятность второго.
Когда Долл извлекла-таки надрывающийся сотовый (громкость сигнала возрастал если не взять трубку сразу) и, взглядом велев семарглу вести себя тихо, то ответила на звонок…
— Да, папочка, — губы Долл растянулись в улыбке, к сожалению, не потому, что она была так рада слышать голос отца. Девушка уже догадывалась, о чем, а вернее, о ком пойдет разговор, и была готова выдать очередную порцию приторной лжи.
Как и в большинстве случаев она не ошиблась — после стандартного обмена любезностями был задан главный вопрос. Улыбка не исчезла с лица девушки, но стала какой-то судорожной, а губы неожиданно побелели.
— Томас? — переспросила она, будто не расслышав имя в первый раз, — Нет, я его не видела с… после той встречи в ресторане. Знаешь, мы забыли обменяться телефонами, что было очень досадно… и я как раз хотела позвонить тебе и узнать… Нет. Я не… О, Боже! — лицо вампирессы выразило искреннее (а точнее, хорошо сыгранное) изумление, — Он исчез, никого не предупредив? — выслушав ответ, она кивнула, — Я бы не стала так переживать, дело молодое, гуляет где-то с друзьями… Кстати, если он объявится, пусть позвонит мне, ладно? Да-да, конечно, я сообщу, если узнаю что-то. Ладно, пока. Э-э, спасибо, у меня все отлично. Пока.
Нажав на "отбой", Долл провела ладонью по лбу. Отец был единственным человеком, которому она не любила врать. Разумеется она не рассказывала ему все, (о том, что с тринадцати лет ухитряется пробираться в ночные клубы, о своих парнях, прогулах, превращении в вампира, убийстве Томаса Крейна… и так далее), однако без необходимости старалась не лгать на прямую. Странно только, что папе своему она могла говорить неправду, хотя не очень хотела. А вот с Антоном, которому ей было необходимо задурить голову, это почему-то не выходило. Чертовщина какая-то! Впрочем, выкручиваться из безвыходных проблем Долл умела, так что и здесь она что-нибудь придумает. Как всегда. Ей стоит стать четь менее импульсивной, тщательней анализировать возможные последствия своих поступков — и тогда все у нее будет в шоколаде.
Антон с любопытством прислушивался к беседе девушки с отцом. Ему была слышна только половина разговора: в глазах парня повисли гигантские вопросительные знаки.
— Не забивай голову, — усмехнулась вампиресса, — Так мелкие проблемки, ничего важного… по сравнению со всем остальным.
— Ты что-то натворила?
Долл злобно зыркнула на него.
— Ничего особенного. И вообще, как часто мне нужно напоминать тебе о том, кто я такая?
— Ты пытаешься выглядеть хуже, чем есть на самом деле, — заметил Охотник.
Девушка уже собиралась бросить в ответ что-нибудь иронично-злобное… но вновь замерла прислушиваясь к собственным чувствам. Что-то было не так, и это ощущение исходило из ее кухни!
— Иди на кухню! — приказала она Антону, пытаясь побороться с все нарастающим головокружением.
— Что?
— Просто сделай это! — и чуть тише добавила, — Прошу тебя…
Лицо вампирессы оставалось таким же непроницаемым, как и всегда. Однако внутри у нее все похолодело от невыразимого ужаса.