Сердце льва
Шрифт:
— Да она давно с нами. Или ты забыл, что отдал ее под наше покровительство?
— Но ее отец — мой пленник, — не успокаивался король. — Она, должно быть, жаждет мести.
— Не волнуйся. Мы внушаем ей, что более благородного правителя, чем ты, нет на свете.
Однако Ричард еще долго не мог успокоиться.
Видя его волнение, Беренгария приводила все новые и новые доводы. Принцесса — еще ребенок и не может представлять собой серьезную угрозу, говорила она. Вдобавок малышка неотлучно находится при ней и Джоанне. И вообще девочка им как сестра. Она никогда не причинит зло человеку, которого они любят. Да и потом
Ричард принялся внимательно следить за девочкой и удостоверился, что Беренгария была права: хрупкое дитя неспособно на зло.
— Ты находишь ее красивой? — настороженно спросила Беренгария, внезапно приревновав мужа к принцессе.
— Как тебе сказать… Киприотки не лишены известного обаяния, — неопределенно протянул Ричард, но, покосившись на приунывшую Беренгарию, поспешно добавил: — Хотя с наваррскими красавицами их, конечно, не сравнить.
Ему вдруг стало совестно, что он совсем забросил свою жену.
Услышав комплимент, Беренгария расцвела. Она была нетребовательной женой и радовалась малейшему знаку внимания со стороны мужа.
«А ведь мой брак не так уж и несчастлив», — подумал Ричард, и впервые со дня свадьбы в его душе шевельнулось что-то, похожее на любовь.
«Когда выздоровею, надо будет уделять ей побольше времени, — продолжал размышлять Ричард. — Она неплохая женщина, да и собой недурна».
Ричарду было приятно сознавать, что, когда ему плохо, она всегда готова облегчить его страдания.
Филипп зашел проведать Ричарда и долго стоял возле постели, внимательно вглядываясь в его лицо.
— Мда… — задумчиво протянул французский король, — оказывается, лихорадка хуже злейшего врага. У тебя совсем больной вид, мой дорогой Ричард.
— Это пройдет. — Проклятый климат! И как только туземцы его выносят?
— Наверно, привыкли. Вдобавок у них тут особая одежда, которая защищает тело от солнца и не дает ему перегреться.
— О, как же я ненавижу эту проклятую страну! — страстно вскричал Филипп. — Назойливые мухи, песок, повсюду песок — во всех вещах, в волосах, в еде… А москиты?! Это же настоящая чума! У меня несколько солдат умерло от их укусов. Потом еще пауки… Их укус тоже смертелен. Они выползают из своих укрытий в темноте, когда все спят. Сколько людей пало жертвой этих тарантулов! Правда, мы наконец обнаружили, что они боятся шума, и теперь мои воины устраивают перед сном жуткий тарарам. Но не могут же они бить в барабаны всю ночь напролет! А когда в лагере воцаряется тишина, снова начинается нашествие этих тварей. Я уже не раз подумывал о доме, о моей прекрасной Франции, где никогда не бывает сильной жары и нет этого гадкого песка, пыли, ядовитых пауков… А теперь, когда ты заболел, Ричард, я чувствую, что нам обоим надо возвращаться. Возвращаться как можно скорее, иначе случится непоправимое. Ради Бога, давай уедем отсюда, когда захватим Аккру!
— Но это же будет только начало, — возразил Ричард. — После взятия Аккры нужно идти на Иерусалим.
Филипп сжал кулаки и хотел было возмутиться, но сдержался и, помолчав, тихо произнес:
— Мне больно видеть тебя в столь плачевном состоянии. Тебе необходимо побыстрее попасть в умеренный климат.
— Мы дали обет, Филипп. Не забывай, мы с тобой воины Христовы.
— Я и не забываю. Иначе мы бы
— Боюсь, я еще неделю или даже больше буду непригоден к боям. По правде сказать, Филипп, я сейчас даже на ногах не держусь.
— Так тебе и не нужно вставать! Лежи! Я начну штурм без тебя.
— Но, Филипп…
— Да, я знаю, мы собирались брать Аккру сообща. Но пойми, Саладдин спешно вооружается. Он видит, что атака близка, и пытается принять надлежащие меры. Мы не можем больше ждать. Ты и так задержался в пути. Промедление смерти подобно.
Ричард пристально вгляделся в умное, коварное лицо французского короля. Он слишком хорошо знал Филиппа и догадывался, что в глубине души тот лелеет мечту стать единственным королем, завоевавшим Аккру, снискать лавры победителя в одиночку.
Да, они, конечно, любили друг друга, но к этой любви неизменно примешивались зависть и соперничество. Каждый хотел верховодить. Порой даже казалось, что они не друзья, а заклятые враги.
— Ты хочешь почестей только для себя! — взорвался Ричард. — Стяжать всю славу — вот твоя мечта!
— Поправляйся скорее, милый друг, и присоединяйся ко мне. Я буду счастлив, если мы будем сражаться бок о бок. Но медлить больше нельзя. Даже ради тебя, дорогой Ричард, я не могу обречь войско на поражение.
— Я запрещаю тебе начинать штурм без меня! Молчи! Я знаю, ты сейчас примешься напоминать мне, что герцог Нормандский не смеет приказывать своему повелителю.
— А ты скажешь, что английский король равновелик французскому и вправе бросить ему вызов. Давай забудем счеты, Ричард. Я все равно начну штурм, когда сочту нужным. Ты слишком болен и не можешь сражаться, но твои солдаты присоединятся к моим. Не удерживай их. Я твердо намерен занять Аккру в течение ближайших нескольких дней.
Ричард сдержался и промолчал. Да и что было отвечать? Он ведь понимал, что упрашивать Филиппа обождать бессмысленно.
И битва началась. Ричарду невмоготу было лежать без дела, когда вокруг творилось такое. Он попытался встать, но ноги у него подкосились.
Тогда Ричард кликнул слуг и приказал им раздобыть носилки. А устроившись на них, потребовал арбалет.
— Теперь выносите меня наружу! — велел он, когда все предыдущие требования были исполнены.
Слуги заколебались.
— Делайте как я велю, болваны! — заорал Ричард не своим голосом. — Не смейте мне перечить, а то пожалеете!
Слуги перепугались и беспрекословно отнесли короля к городской стене. Спрятавшись в укрытии, Ричард наблюдал за происходящим, а завидев приближающихся врагов, стрелял в них из арбалета. Надо сказать, что он был одним из лучших стрелков во всем английском войске, и его стрела, как правило, попадала в цель.
Но, естественно, первая скрипка в этом сражении принадлежала Филиппу. Ричард не мог командовать армией, лежа на носилках, и французский король единолично стал во главе христиан. Он твердо решил победить. Победить в одиночку, без Ричарда! Филиппу отчаянно хотелось одержать над ним верх. Он с тоской вспоминал дни их молодости, когда Ричард еще не был королем и вообще было непонятно, достанется ли ему престол, ведь отец его ненавидел и собирался сделать своим наследником Джона… Любимый пленник французского короля… Филипп все на свете готов был отдать, чтобы вернулись те блаженные времена.