Сердце меча

Чигиринская Ольга Александровна

Он просто пополам разрывался от всего этого. Да и сам он тоже хорош. Не мужчина, а кисель: ни туда, ни сюда. Как целоваться с Бет — так у него любовь, а как просить ее руки — так он, видите ли, собирается дать обеты. Нет, таким тощим задом два стула не охватить. Неудивительно, что Бог перестал его слушать — даже Бог не может терпеть эти гнусные колебания. Ромео, по крайней мере, не юлил: взял и обвенчался. Хотя бы тайно.

Но как он будет с ней жить?

А как, как он будет жить без нее?

Еще дня три — и он никак не будет: эта непрерывная ложь его доконает.

Прежде молитва помогала ему пережить почти все. Теперь он и молиться не мог — эта игра в прятки со всеми превращала каждое слово молитвы в обман. Теперь до него дошел смысл еще одного оборота речи — «потерять невинность». Он и в самом деле терял ее, и то, что он продолжал оставаться девственником в плотском смысле, ничего не значило: он лишился того чувства мира с собой, уважения к себе, которое присуще всем честным людям. Он презирал себя за это, и хуже всего было то, что он временами презирал и Бет. Вот это было мерзко, потому что Бет не за что было презирать, просто он уже так переполнился отвращением, что оно льется через край, и о ребро жесткости корпуса этого не выколотить.

Он остановился, когда ему стало уже казаться, что руки отваливаются. Отключил свог и немного отдохнул, прислонившись лбом к желехке, а потом заставил себя отжаться от пола пятьдесят раз. Пот заливал глаза — надо было повязать голову, не подумал…

Чуть пошатываясь, он поднялся на уровень вверх, сполоснулся в душе и прошел в кухню. Часы показывали пятый час утра по корабельному времени.

— Привет, — Бет сидела прямо на столе.

— Ты что здесь делаешь? — удивился он.

— Проверяю одну гипотезу.

— ???

— Будешь ли ты и сегодня скакать с мечом, пока с тебя не сойдет три литра пота.

Он вздохнул.

— Ты так делаешь каждую ночь. Почему?

— Иногда, после прыжка, — сказал Дик. — Не каждую.

— Я тебе заварю чаю. Рассказывай.

— Снится всякая пакость.

— И лучший способ с этим бороться — победить все ночные кошмары в беспощадной драке с тенью, — Бет налила в чашку кипятку и заварки. — А потом ты спишь в обнимку со своей кочерыжкой.

— Откуда ты знаешь?

— Видела. Дик, так же нельзя. Есть психологическая помощь, медицина…

— Ты смеешься, что ли? Я не псих.

— Да нет, просто лунатик, — Бет поставила перед ним чай, а когда он начал пить, подошла сзади и положила руки на плечи.

Он прикрыл глаза, вслушиваясь в блаженное тепло, проникающее в душу. Вот если бы можно было всегда так — это, наверное, и есть любовь! Вот в этом он не хотел бы и не мог каяться, потому что его совесть не находила в этом чувстве ничего незаконного.

— Ты такой красивый, — сказала Бет.

— Да ну тебя…

— Нет, честно. Я и не замечала раньше, мне казалось, что у тебя лицо… Ну, знаешь — как будто неумелый художник захотел нарисовать девушку, а вышел парень. Но когда ты носишься там с мечом — ты такой красивый!

— Поглядывала?

— Ты же подслушивал.

— Это ты еще Майлза не видела. Вот кто красивый.

— Меня такие глубокие старики не привлекают.

Он поставил чашку на стол, встал и развернулся к ней.

Поцеловал. Ее руки стали смелее, потом она села на стол, обхватив его бедра ногами. На ней был халат, который от этого движения открыл обе ноги, и сквозь разрезы в хакама Дик чувствовал, какая она теплая и гладкая. Они целовались так еще какое-то время, потом Бет сказала:

— Послушай, так дальше нельзя. Надо на что-то решаться.

— Да, — Дик согласился так горячо и быстро, что она решила уточнить.

— Потому что мы вот так вот обжимаемся, целуемся — а потом расстанемся, и все это ничем не закончится.

— Я понял, — сказал он севшим голосом. Бет была права, так нельзя было продолжать без конца, следовало на что-то решиться, и сейчас она скажет…

«О, нет! Только не оставляй меня сейчас!»

— Ну, тогда… — и тут глаза ее расширились, она смотрела куда-то ему за спину и Дик похолодел, поняв, что в окошко раздачи со стороны столовой на них кто-то смотрит.

Это был Майлз. Дик отшатнулся от девушки, да так неловко, что споткнулся о табурет и чуть не упал. Бет слезла со стола, запахнула халатик на груди и с вызовом посмотрела на шеэда.

— Майлз… — сказал Дик.

— Иди спать, Рикард, — ровным голосом перебил его шеэд. — Я хочу поговорить с Элисабет.

— Я не уйду, — мотнул головой Дик.

— Ладно, — Майлз кивнул одними ресницами. — Зачем вы это делаете, фрей Элисабет?

— Делаю что? — Бет поджала губки.

— Насколько я знаю людей, это весьма похоже на то, что вы зовете соблазнением. Вы совершенно справедливо заметили, что покинете борт — и ваша связь в лучшем случае не кончится ничем. В худшем случае он из-за вас совершит какую-нибудь глупость и разобьет свою жизнь. Вы не понимаете, что играете с огнем?

— Майлз, я больше не ребенок! — крикнул Дик по-нихонски.

Майлз отреагировал на эту реплику только беглым взглядом.

— Фрей Элисабет, я жду вашего ответа.

— Ждете ответа? — ноздри Бет раздувались. — Тогда вот вам ответ: я люблю его!

— Я думаю, это неправда, фрей Элисабет, — ответил Майлз. — Не знаю, обманываете вы только Рикарда или себя тоже, но вы говорите неправду. Я вижу ревность, вижу тщеславие, вижу влечение и совсем не вижу любви.

— Да что вы можете знать про любовь! — казалось, у Бет сейчас вдоль позвоночника побегут искры. — Вы, наверное, сами забыли уже, какого вы пола!

— О, нет, я не забыл, — холодно возразил Майлз. — Но дело в том, что пол не имеет над нами той власти, что над людьми. Эта власть опасна, фрей Элисабет. Вы поступаете бесчестно.

— Не говори так о ней! — проорал Дик на нихонском.

— Не желаю больше этого слушать! — Бет вышла из кухни и побежала к лифту. Дик кинулся было за ней, но на пороге затормозил и повернулся к Майлзу.

— Ты… ты… Она права! Ты ничего не знаешь про любовь!

— Рикард, — Майлз явно старался говорить как можно мягче. — Я знаю, что тебя влечет к ней, а ее — к тебе, но можно ли это назвать любовью? Я давно среди людей, видел и любовь… и видел, как любовь пожирает того, кто любит нелюбящего. Она не любит тебя.