Сердце мексиканца
Шрифт:
Облегчение и разочарование смешивались в ее душе в равных пропорциях.
Неужели отступился?
Ну и слава богу. Мало ли, какие еще неприятности могла принести эта связь.
Впрочем, долго гадать, отступился или затаился, у Али не было возможности. Всего семь дней ей быть здесь, и два уже прошло. Второго шанса посмотреть на эти руины у нее не будет уже никогда. Мир слишком велик, а жизнь слишком коротка, чтобы возвращаться в этот город еще раз. Ей и так пришлось выкинуть из маршрута слишком много интересного.
По пути к автобусам до руин Паленке — бывшего
Пришлось ехать одной. С перепугу она уже начала понимать испанские числительные и все равно приставала к водителю, чтобы лишний раз уточнить про время и место встречи. Не хотелось остаться посреди джунглей совершенно одной и без знания языка.
Итальянцы божились, что спасут ее, если что, обещали в качестве компенсации еще разок свозить искупаться на водопады и тут же, без перехода, соблазняли пойти вечером потанцевать и выпить.
За взаимным, на троих, флиртом Аля забывала смотреть по сторонам и даже чуть-чуть жалела, что автобус доехал так быстро. Прерывать болтовню не хотелось, но она по опыту знала, что в глубине джунглей ее туристическая симка беспомощно теряет сеть, и это к лучшему: хоть не будет отвлекаться от храмов и пирамид на то, чтобы проверить соцсети. С итальянцами договорились встретиться вечером в том баре, где они зависали вчера.
Руины Паленке оказались на удивление хорошо организованными, без преувеличения лучшими из всех развалин, где она уже успела побывать. Тропинка вела от одного храма к другому, заросшие ступеньки ложились под ноги, на поясняющих табличках были даже надписи на английском, а этим мог похвастаться не каждый мексиканский музей.
Местные храмы выглядели бледно после пирамиды Солнца в Теотиуакане, одной из самых высоких в мире, куда Аля карабкалась, проклиная все на свете: и свое любопытство, и яркое утреннее солнце, и чертовых индейцев, которых хлебом не корми — дай сделать где-нибудь ступеньки; и все приметы и суеверия, которые утверждали, что на вершине добравшихся ждет прощение всех грехов; и человеческую натуру, что жить не может без преодоления, даже если награда за него — селфи собственной потной красной морды с пирамидой Луны на фоне.
И все.
Все.
Когда-то на вершине был алтарь, но разрушили его задолго до археологов. Возможно даже ацтеки, которые и придумали этой пирамиде ее имя, а месту, где она стоит, романтичное название: «Там, где люди стали богами».
Богиней Аля не стала. Только спустилась на дрожащих от напряжения ногах к подножию и долго курила в тени, наблюдая, как высовывает из земли морду огромный коричневый крот, долго нюхает воздух и ныряет обратно, чтобы вылезти через два метра и повторить.
Поведение его выглядело куда более осмысленным, чем у бесконечной череды туристов, которые лезли и лезли на эту пирамиду Солнца, и конца им не было.
Правда, с тех пор каждая следующая пирамида была жалким подобием той главной, и покорить их было уже делом
Иногда от главного пути ответвлялись дорожки куда-то в глубину. Большинство туристов торопились увидеть как можно больше достопримечательностей пожирнее, из тех, о которых пишут в Википедии: храм Надписей, храм Креста, дворец — и быстро пробегали мимо, торопясь посмотреть на поле для игры в мяч и купить сувениры. Аля сворачивала в каждое ответвление и вновь принималась считать ступеньки вверх, хотя от духоты и усталости перед глазами уже плыли круги.
Зато на верхней площадке можно было положить ладонь на вырезанное изображение воина и почувствовать толкающийся из камня в кожу, в мышцы, в сосуды ритм, услышать крики, стихшие столетия назад, и увидеть текущую вниз по ступеням кровь.
В первый раз в жизни, касаясь древних камней, она не жалела, что не может увидеть проводимые тут ритуалы в реальности.
В такой реальности присутствовать не хотелось.
На фресках и барельефах одни воины с жестокими лицами приносили в жертву других воинов с жестокими лицами, вырывали их сердца, отрубали головы и лили кровь на алтари богов дождя и солнца. Иногда, для разнообразия, на этих фресках одни воины просто, без затей, убивали других воинов. Или приносили в жертву богам самих себя — что было доблестью и высшей честью.
Это была совершенно чужая, даже чуждая культура, совсем инопланетная. Жестокая, жесткая, регламентированная до последнего вздоха.
Уходя из парка, Аля умылась в крошечной речке, чуть ниже по течению низвергавшейся водопадом с высокой скалы. А потом подвернула ногу, спускаясь с этой скалы по влажным деревянным ступенькам.
Все-таки древние боги отомстили ей за непочтительные мысли.
Хорошо, что до стоянки оставалось меньше полукилометра, и она успела доковылять к назначенному времени, хоть и самой последней. На этот раз незнание испанского позволяло ей безмятежно пялиться в окно, пока водитель проклинал тупоголовость белых туристок.
Впрочем, может быть, он просто рассказывал всему автобусу приснившийся накануне сон.
После такого приключения самое время было начинать приобщаться к местной алкогольной культуре. Вторую неделю в стране, а до сих пор не пробовала текилы, куда это годится? Да и природное обезболивающее лишним не будет: нога болела уже меньше, но проклятые ступеньки на второй этаж Алю окончательно подкосили, и она упала лицом в подушку, пообещав себе начать собираться в бар, как только зайдет солнце. Мессенджер что-то вякал, но телефон лежал чуть дальше вытянутой руки и ползти за ним было лень.
10
Для трех главных пунктов своего путешествия Аля уложила в чемодан три отдельных набора вещей.
Свитера и джинсы для прохладной погоды зимнего Мехико, трекинговые сандалии, шорты и длинные юбки для путешествий в окрестностях Паленке и короткие яркие платья, купальники и туфли на каблуках для тусовочной Плайи-дель-Кармен.
Даже наборы косметики слегка отличались: в Мехико было хорошо видно, чем дышишь, и поэтому можно было пренебречь санскрином, а для боевой клубной раскраски Аля упаковала отдельную косметичку, где одних только блесток было полтора десятка разных видов.