Сердце мертвого мира
Шрифт:
– Она, - теперь палец мужчины указывал куда-то в сторону, за спины всем. Народ, послушно, обернулся, но найдя только ветер и стены, вновь устремился взорами к пророку.
– Она слышит его, говорит с ним. А Первый бог говорит ее устам. И вы, слышите меня, вы все - примите веру, отриньте гнилостное бремя старых богов, придите к ней, чтоб благословила вас. И спасетесь, когда настанет час очищения!
– Спасительница, спасительница...
– Как зачарованная шептала толпа, внимая голосу.
Кто-то толкнул регента, в попытке протиснуться вперед,
Когда, наконец, Шиалистан добрался до Храма всех богов, его накидка вся промокла. Регент стащил капюшон, давая дождю промочить волосы. На лицо упали мелкие колючие капли. В роще было еще малолюдно, но горожане уже стекались сюда, под сень старых древ, еще не одевшихся в новую листву. Вскоре, деревья расступились, пуская Шиалистана на широкую площадку перед храмом. Над вымощенной мрамором площадью летал гомон растревоженных и любопытных голосов. Белые щиты как по команде обошли господина с двух сторон и следовали за ним шаг в шаг.
Храм всех богов был единственным местом в Эзершате, где уживались лики всех богов. Здесь друг против друга стояли и богиня солнечного света, теплая Лассия, и светлая Вира, и темная Шараяна. Против огненного Эрбата - госпожа урожая Гарея, хмуро глядели друг на друга одноглазый Велаш, повелитель всех вод Эзершата и Безликий Картос, чье лицо всегда пряталось вглубь капюшона. Двадцать широких ступеней чистого голубого мрамора поднимались вверх, до самого широкого плато, центром которому был храм. Здесь же, прямо под небом и солнцем, стоял единый алтарь, куда всякий мог поднести свои дары и жертвы. Для того не требовалось согласие Верховных служителей. Весь Эзершат знал, что сами боги подчас окидывают взором всякого, кто подносит на единый алтарь.
Позади храма находилось несколько приземистых построек - мест, где нашли пристанище прокаженные и тяжелобольные. Бездомным и лодырям никто не давал приюта, опасаясь нарушить строжайший завет еще со времен Гирама Великого - дармоедам нет оправдания, их следует гнать или изживать, коль они не приносят никакой пользы, а лишь обременяют и без того многочисленное государство. Многие сторонились храмовых приютов, опасаясь подхватить болячку, но были и те, кто находил радость в опеке тяжелобольных и отживающих последние дни.
Шиалистан вспомнил как по суровому наставлению деда все ж прошел меж больными, изо всех сил делая вид, будто сострадание его безгранично. Весть о бесстрашии и добросердечии регента пролетела окрест, точно самая скорая птица. И, хоть Шиалистана еще долго преследовали кошмары, в которых лицо его покрывалось струпьями и один за другим отваливались изгнившие пальцы, затея деда удалось - простой люд полюбил "чужака". В конце концов, думал тогда Шиалистан, если моего пращура посадили на трон руки знати, то меня туда внесет толпа простолюдинов. Главное лишь результат, а после никто и не припомнит, чья там кровь и какие порченые корни.
Поднимаясь вверх, Шиалистан
У самого алтаря его уж встречали. Высокая ровная фигура в светло-серых одеждах. Старец, чье лицо все ж пощадили морщины. Он опирался на посох, хоть в том и не было нужды - руки и ноги слушались его, а ясный взгляд красноречиво говорил, что и разум остался острым, точно новенький клинок. Жители Эзершата, если в стране был достаток и не прокатился беспощадный мор, жили до ста лет, а то и более. Многие славные воители до семидесяти оставались в седле и даже в восьмидесяти зачинали здоровых и крепких детей. Время не отбирало жизнь, но зато отбирала зрение, силу, рассудок и память.
Верховные служители Храма всех богов, Сарико и Алигасея, будто уже который десяток лет не старели. Кто-то говорил, что в том божье благословение - давно не знала Дасирийская империя столь умудренных служителей веры, и богам было угодно сохранить их. Некоторые верили, что такова сила крови Гирама. Кто-то и вовсе считал, что оба уж давно отбыли в царство Гартиса, а тела их стали пристанищем для богов, что желали поглядеть, так ли сильна вера в них.
Так или иначе, а Сарико и Алигасея имели власть над народом, над знатью, над самыми высокими родами и даже правителями. Шиалистан знал как на том сыграть. Если хватит сил удачно разыграть начало партии.
Теперь во взгляде Сарико не было ни капли приветливости, - Шиалистан не помнил, чтоб Верховный служитель хоть бы раз "одарил" его доверием, - и он нахмурился пуще прежнего, стоило им поравняться. Он был даже выше регента, тонкие губы сложились безмолвной ниткой. Шиалистан знал - тот ничего не скажет, не спросит, а будет стоять столбом, дожидаясь, пока рхельский шакал начнет первым. Шиалистана подмывало принять молчаливый вызов и сразиться тяжелыми взглядами, но вместо того он учтиво поклонился, непрерывно глядя на Сарико. Служитель вознес руки над его челом, благословляя.
– Пришел говорить с богами, Шиалистан?
– Спросило строго, будто искал повод за что бы ухватиться.
Старик что-то подозревает, подумал регент, прежде чем дать ответ. Но даже если так - теперь это ровным счетом ничего не меняет. Но подразнить старика следовало, так уж требовала шахматная партия.
– Я хотел обратиться к жителям Иштара, Верховный служитель, - ответил регент, и рассеянно обвел рукой людей позади себя: горожане продолжали подходить, толпа сделалась гуще.
– Есть то, что я должен раскрыть народу, который успел полюбить и для которого готов положить хоть бы и свою жизнь.