Сердце мертвого мира
Шрифт:
Фиранд согласился кивком, потирая лоб, весь рыхлый от густых морщин.
– Я же буду молиться Шарату, чтоб указал путь и отвел от нас беду.
Брат снова качнул головой, после чего попросил ее оставить его наедине с раздумьями. Уже у двери леди Ластрик нагнал его последний вопрос.
– Заради какого лиха ты велела отрезать языки всем моим невольникам?
– Чтобы знать наверняка, что стены Замка на Пике безмолвны, - невозмутимо ответила Катарина в пол оборота, и поспешила, подгоняемая Фирандовым ворчанием.
Катарина безмолвно вышла. Только когда невольники закрыли за ней дверь, Катарина позволила себя помянуть задницу харста. И как Фиранда
Весь день до вечера дурное настроение было ей верным спутником. В какую бы часть замка не направилась леди Ластрик, каким бы делом не занялась - оно всегда глодало ей загривок. Но и этим дел не закончился. Когда солнце клонилось у горизонту, заволоченному сумеречными облаками, прибыл Дарайт - лорд-магнат Совета, а так же один из немногочисленных друзей Фиранда, проверенный временем. Старику уже стукнуло семь десятков лет, он сделался сухим и изможденным и вот-вот готовился отойти в мертвое царство. Ходили толки, что его одолевает несколько тяжелых хворей, но еще больше вели разговоры о том, что на старости лет Дарайт выжил и ума, сделался постоянным гостем в "Виноградине" и хвалиться, что помрет с резвой девкой на своем члене.
Фиранд и старик Дарайт уединилась в личных покоях брата и Катарине оставалось только бесцельно расхаживать поблизости, в надежде, что ее посвятят в чес причина нежданного визита. Лорд-магнат приехал без важного эскорта: его сопровождали только шестеро солдат, с ухмылками отменных головорезов. Глядя на их лица, таремка невольно вспомнила е случаи, когда с неугодными Дарайту людьми случались всякие неприятные вещи: один поскользнулся и насмерть расшиб голову, второй накололся на свой же меч, третьего нашли за городом, распухшим в реке. Не многим это нравилось, но противники старика зачастую были негодны и Фиранду тоже, так что Дарайт спокойно доживал старость.
Прошло несколько часов, прежде чем Дарайт покинул Замок на Пике, на прощание пожурив Катарину, что так и не стала женой его единственному сыну. Она как всегда вежливо посетовала на ошибки молодости. На том и разошлись. Фиранд молча заперся у себя в комнате, оставив Катарину мучиться неведением.
Кто знает, долго ли бродила бы она темными пустыми коридорами, если бы в одном из закутков ей на встречу не выплыла длинная тонкая тень, расплывчатая в свете мерехтящих факелов. Катарина вскрикнула, отпрянув к стене. Только когда тень выплыла из своего укрытия, леди Ластрик справилась с собой. И как ему удается все время быть рядом и ничем не выдать своего присутствия, подумала Катарина, гневно глядя на бесцветное лицо Многоликого.
– В следующий раз за такие фокусы я велю тебя выпороть, - бросила таремка.
Мальчишка ничем не выдал ни злости, ни веселья. Только продолжал смотреть на нее покорными пустыми глазами, за которыми не разглядеть души. А, может, и нет ее у него? Катарина отошла к стене, поманила Многоликого за собой, чуяла, что не просто так он показался. Он всегда был одиночкой, и мог неделями теряться в Замке на Пике: не захоти Многоликий, чтоб его нашли, мог запросто найти тысячу щелей и дверей, за которыми находил себе надежное убежище. Иногда леди Ластрик казалось, что мальчишка знает замок лучше чем те, кто в нем родился и провел не один десяток лет.
Многоликий являлся только если Катарина нуждалась в нем или просто желала скоротать тягостный вечер под звуки его лютни.
– Нас никто не услышит, госпожа, - успокоил ее Многоликий.
– Стал бы я заводить разговоры в ненадежном месте.
– Я уж своей тени не доверяю, - призналась она.
– Чем меня порадуешь?
– Наверное, моей госпоже было бы интересно узнать, о чем шептались Фиранд со старикашкой, - непринужденно сказал Многоликий. Он прислонился к стене, наполовину скрытый тенью.
Катарина невольно поймала себя на мысли, что он будто бы растворился в тени, осталась половина человека, вместо одного целого. Сумрак любил Многоликого, всегда заботливо укрывал от сторонних глаз.
– Ты подслушивал?
– Она не знала, гневаться ли на мальчишку, или радоваться, что с его помощью прознает обо всем.
С первого дня, как он оказался в Замке на Пике, она велела ему никогда, что бы ни случилось, не подслушивать их с Фирандом разговоры и не шпионить за ними. И, хоть Катарина всегда чувствовала Многоликого рядом, мальчишки не давал повода уличить себя на шпионаже. И вот теперь - спокойно в том сознался, будто чуял, что его за то не станут бранить.
– Рядом оказался, видел, как ты, госпожа моя, хочешь прознать об их разговорах.
– Многоликий не шелохнулся, лицо его оставалось серым и неясным, будто сотканное из сумерек.
"Знает, пройдоха, что ничего ему не сделаю", - подумала Катарина, мысленно отхлестав его по впалым щекам, рябым от веснушек. Вслух же велела ему рассказать обо всем, что слышал. Но мальчишка удивил ее снова. Прежде чем начать, он выудил невесть откуда, - таремка могла клясться на божьих ликах, что прямо из тени, - тубу с пергаментом. Таремка выхватила ее и вышла в полоску лунного света, сиротливо пробивавшуюся в узкое окно. Глиняные печати были сломаны, но, бросив беглый взгляд на письмо, нашла в самом низу знакомый размашистый росчерк.
– Что-то много нынче случайных дасирийцев вьется круг моего брата, - проворчала она, недовольная.
Письмо было опального военачальника Шаама. Катарина помнила его по неуемному фанатичному желанию захватить все рхельские земли и собрать их под стягом Дасирийской империи. Старик Шаама был горделивым ослом, как считала таремка, однако это не помешало ему обеспечить себя и весь свой выводок, получив за жен сына приличные откупные от их отцов. Катарина помнила его сынка - статного и рослого, не такого красавца, каким был Шаам-старшый два десятка лет назад, но все же достаточно привлекательного, чтоб волновать девичьи сердца. Ходили разговоры, что Шаам-младший, - таремка так и не вспомнила его имя, - тот еще душегуб и не далеко ушел от своего родителя в желании непременно обагрять меч кровью при всякой оказии.