Сердце Мира
Шрифт:
— Вы слышали? — спросила его Майя. — Что вы скажете, белый человек?
Я заметил, что она с тревогой ожидала его ответа, а сеньор смеясь произнес:
— Да, леди, я слышал и почти не сомневаюсь, что сложу свои кости в вашей стране. Я уже давно решил, что пойду вместе с моим другом, чтобы содействовать возрождению индейского племени. Я слишком ленив, чтобы менять свое решение. А после происшествий сегодняшнего дня даже не знаю, что опаснее, оставаться или идти с вами.
— Я рада, что вы решаетесь и делаете это по своей доброй воле, — с улыбкой сказала она. — Пусть наш путь будет удачен!
Наутро мы выступили в путь, пользуясь двумя мулами для езды, а на третьего навьючив провиант и бурдюки с водой. Радость мою омрачало только сожаление, что мы покидаем место, где ради нас всех погиб благородный Молас.
Мы решили избегать населенных мест и держались леса. Ружья давали нам возможность стрелять птиц и тем дополнять нашу пищу, сберегая запасы. Через несколько дней силы вернулись к нам, даже к Зибальбаю, хотя он больше других пострадал от мексиканца.
Неделю спустя мы уже покидали безлюдные пределы Юкатана и готовились вступить в пустыню, за которой лежали горы. Наши спутники довольно подробно вспоминали пройденный ими путь, руководствуясь взятой с собой старинной картой, начерченной еще во времена индейского владычества. На эту карту были нанесены все дороги, которые перерезали страну по всем направлениям. Теперь они заросли деревьями , местами их занес песок, но по прошествии некоторого времени, в точности следуя карте, мы опять находили следы нашего пути и по встречавшимся развалинам имели даже возможность проверить показания карты относительно существовавших некогда городов и храмов.
Сеньор Стрикленд неутомимо расспрашивал нас обо всех этих древностях, о старинных преданиях и обычаях, а Майя, напротив, интересовалась нашей страной и отдаленной родиной сеньора. Наблюдая за ними в течение нескольких недель, во время пути или отдыха в полуденные часы, мне казалось, что сеньор является фанатичным последователем старины, а Майя — современной девушкой, а не дочерью умирающего народа.
— Я не понимаю, что вы находите интересного во всем этом? Я так ненавижу всю эту жизнь! Моя родина — настоящее кладбище, и люди там ничего сами не делают. Они получили готовое от предков и теперь только едят, пьют, спят и интригуют друг против друга. Если бы это было иначе, неужели они не искали бы обновления, как это делает дон Игнасио? Мы отжили наше время, и нас ожидает только неизбежная смерть. Пока я еще молода, я готова навсегда отвернуться от этого мертвого народа и жить среди людей, у которых есть настоящее и будущее.
Сеньор старался отшутиться, что смерть лучше жизни, что прошлое лучше настоящего, но она все больше и больше интересовалась нашей жизнью, расспрашивая о ней сеньора и меня. Она хотела знать всю историю земли, и ничто не могло ей наскучить. Она задавала вопросы о вере, обычаях и нравах. И у меня на разу не повернулся язык, чтобы сказать правду о женщинах нашего света, — так чиста была душа этой девушки.
XII. Майя спускается в колодец
Однажды к вечеру мы остановились у большого холма, обозначенного на карте Зибальбая как местонахождение подземного источника. Жара стала невыносимой, с неба не выпадало ни капли дождя,
— Что за страшное место! — воскликнул я. — Кажется, я предпочел бы умереть от жажды, чем решиться спуститься вниз.
— И все-таки люди туда спускались, — возразила Майя, указывая на ступени, высеченные в стене на расстоянии почти фута друг от друга.
Цепляясь руками и ногами, можно было, конечно с опасностью для жизни, сойти вниз и, может быть, подняться наверх.
— Вероятно, у древних обитателей здешних мест были веревочные перила, — высказал я предположение.
— Уйдем отсюда, — решил Зибальбай, — никто не сможет туда проникнуть. Сегодня наши мулы останутся без воды, но завтра, через пять часов пути, я знаю, мы найдем родник!
Выйдя на открытый воздух, мы все облегченно вздохнули. Разговаривая между собой, мы собирали траву для наших животных, когда Майя, заметив на скале красивый белоснежный цветок алоэ, обратилась ксеньору Стрикленду:
— Сорвите, пожалуйста, мне этот цветок!
Тот быстро поднялся на несколько футов и только срезал ножом цветок, как вдруг страшно вскрикнул.
— Что с вами, сеньор? Укололи палец, обрезали руку?
Он ничего не ответил и только указал на скалу. Тут мы все увидели уползающую серую змею, которая, очевидно, ужалила сеньора. На его руке показалась кровь, а сам он побледнел как полотно.
— Змея! Его укусила змея! — с ужасом воскликнула Майя, и прежде чем я что-либо сообразил, она крепко впилась губами в рану, чтобы высосать кровь.
Я поспешил на помощь. Оторвав кусок ткани от ее длинного платья, я крепко перевязал руку сеньора около локтя и с помощью вложенной палки скрутил этот самодельный жгут насколько было возможно. Кровообращение в руке было задержано, и можно было надеяться на благополучный исход.
— Змея очень ядовитая! — с трепетом проговорила Майя.
— Не стоит так сильно беспокоиться, я знаю способ лечения. Только скорее идем в наш лагерь, — сквозь зубы ответил ей Стрикленд.
Дойдя до лагеря, он вынул нож и велел мне сделать глубокий надрез на месте раны.
— Глубже, глубже! Это вопрос жизни и смерти, а в этом месте нет артерий!
Подошедший Зибальбай стал держать руку сеньора, и я сделал два надреза. Выпустив всю кровь до последней капли, мы, следуя указаниям сеньора, положили в рану пороху, сколько может поместиться на двадцатицентовой монете, и зажгли. Показался белый дым, и раздался запах горелого мяса.