Сердце на ладони

Шамякин Иван Петрович

— Ты можешь дать? — иронически полюбопытствовал Гукан. |

— Могу, — с доброй улыбкой отвечал Кушнер. — Ровно через неделю речники сдают дом на Элеваторной. Напишем гарантийное письмо, они дадут, а мы им возместим. Такой случай!

— Ну, знаешь, я не могу идти на подобные шахер-махеры. Есть партийный и общественный контроль.

— Какие же тут шахер-махеры? Вынесем на исполком. Попросим товарища Яроша доложить. А я тем временем договорюсь с речниками. Они ребята хорошие, поймут. — Спокойная рассудительность Кушнера как-то сразу утихомирила всех. Даже Гукана.

Но тут, забывшись, Кушнер высунулся в открытое окно и сорвал зеленый колючий каштан. И тогда Семен Парфенович закричал визгливым голосом:

— Не рви каштанов! Ободрал все дерево!

21

Ярош с Шиковичем стояли у широко открытого окна пустой комнаты, в «которой пахло краской и цементом. Комната. была на втором этаже. Но и отсюда за садами виднелась излучина реки и заречные, сперва луговые, а дальше полевые и лесные просторы.

— Чудесно! — произнес Шикович после того, как они добрых пять минут молча любовались далями.

— Молодчина Кушнер! — отозвался Ярош. — Он выдержал главный бой.

— А ты молчал?

— Не молчал. Но когда началась борьба между председателем и заместителем за голоса членов исполкома, трудно уже было вставить слово…

— Не было меня!

— Ты б только испортил дело. Я думал, ты флегматик, а ты африканец.

Маша, стоявшая в сторонке, повернула свою золотую голову, улыбнулась Шиковичу, как бы одобряя, что он такой беспокойный.

— Нет, ты объясни, Антон… Кажется, все понимаю, а его поведения понять не могу. Ладно, допускаю: он убежден, что Савич враг… Хотя опять-таки откуда такое нежелание серьезно разобраться в новых фактах? Такое упорство! А еще больше меня возмущает другое: что он имеет против этой несчастной женщины? Уж кому-кому, а ему-то вбивалась формула, что дети не отвечают за отца.

Маша не все понимала в этом разговоре. Ей была известна история Зоей и ее отца, но она не догадывалась, что история эта еще не окончена. Почему они так возмущены Гуканом? Особенно Шикович. Не хотел давать квартиру? А кому вот так, сразу дают? Что-что, а о квартирных делах, пожив в городе, она достаточно знала, ежедневно слышала разговоры на эту тему, в которых часто поминалось имя Гукана: одни его хвалили, другие ругали. Маша умела быть объективной. Думала, что, если бы она добивалась квартиры и ей бы не дали, она не стала бы делать из этого такую трагедию, как иные. Поэтому и возмущение Кирилла Васильевича сперва ей не совсем было понятно. И только в последних его словах нашла разгадку. Главное не квартира, главное — отношение к человеку.

Смотреть и устраивать Зосину квартиру Маша напросилась сама. Квартирка ей понравилась. Довольно просторная комната, маленькая, но уютная кухня, где все под рукой: двухконфо-рочная газовая плитка, беленькая раковина, блестящий кран; повернул — и, полилась вода.

Шикович, входя, сказал:

— Чуть повыше бы. Все-таки низко. Пора уже отказаться от таких габаритов.

Ярош достал рукой до потолка и засмеялся.

Ничего удивительного! С его-то ростом! А Маше все'казалось превосходным.

Она обрадовалась, когда мужчины похвалили вид из окна. Прошлась по комнате. Каблуки прилипали к свежей краске и, отлипая, потрескивали. Оставались чуть заметные следы.

— Пол надо бы помыть холодной водой, — и пожалела, что нет ведра и тряпки.

Потом они полдня ездили по городу искали мебель. В сберегательной кассе, когда брали деньги, Кирилл признался:

— Ты знаешь, Антон, я ведь скупой. Но для нее мне почему-то ничего нежалко.

Машину он вел с веселым удальством. Ярош шутливо предупредил:

— Кирилл, моя жизнь не застрахована!

— Я где-то читал, что хирурги самые большие трусы. Больше всего боятся попасть под нож своего коллеги.

— Неправда! — серьезно и энергично запротестовала Маша.

Они объехали все мебельные магазины. И отовсюду выходили разочарованные.

Маша оказалась удивительно разборчивой. Ей никогда в жизни еще не приходилось покупать мебель. Но то, что они видели в магазинах, она отвергала решительно, с первого взгляда. Столы, шкафы, стулья были большие, неуклюжие, непривлекательные.

Ярош хмуро молчал. Шикович ругался с директорами.

— Не мы выпускаем, товарищ.

— Так не берите то, что не идет. Требуйте!

— А план?

— Да не живите вы сегодняшним днем. Один месяц не выполните, на следующий перевыполните, если получите то, что нужно.

Директора снисходительно и скептически улыбались: ничего, мол, ты не понимаешь, дорогой покупатель, в торговых делах.

Наконец один молодой продавец, которому, возможно, приглянулась Маша, потихоньку в тесном проходе между шкафами-бегемотами посоветовал ей:

— Съездите к Грабарю. На складе вы найдете то, что надо.

— А кто это Грабарь?.

— «Гормебельторг». Шикович сразу же загорелся.

— Идея! Стану лучшим доставалой из всех наших доставал!

— Ненавижу покупки по блату, через черный ход.

— Антон идеалист! — засмеялся Шикович, разворачивая своего «москвича». — Будет мебель. Будет и материал для фельетона.

В коридоре торгового управления Кирилл со смехом толкнул представительного Яроша к обитой желтым дерматином двери.

— Заходи смело, солидно. Чтоб произвести впечатление.

Но ни смелость, ни солидность не оказали должного воздействия на «всемогущего Грабаря», маленького лысого человечка. Он не ответил даже на их приветствие и продолжал разговор с двумя своими работниками. Наконец недовольным тоном обратился к посетителям:

— Вам что, товарищи?

— Я Шикович, — сказал Кирилл и убедился, что фамилия его никакого впечатления не произвела. Беззлобно подумал: «Газеты чертов торгаш не читает». Однако продолжал: — А это Ярош, знаменитый хирург.

Антон Кузьмич кинул на него сердитый взгляд.

Но — о, чудо! — при имени Яроша маленький Грабарь почтительно встал, протянул руку.

— Знаю, знаю. Кто у нас не. знает товарища Яроша! Приятно, очень приятно.

«Клюнуло», — подумал Кирилл, подставляя другу стул. Сам сел рядом и тут же ринулся в наступление: