Сердце на ладони
Шрифт:
Оставив без ответа тираду Славика, Тарас спросил:
— Скажи лучше, что у тебя там с Нинкой? Славик поскользнулся, обругал городские
власти и дворников, которые не чистят тротуаров. Это помогло ему справиться с замешательством.
— Что у тебя с Машей, то у меня с ней. Ходим в кино. Вот и сегодня пойдем. Почему зто тебя интересует?
— Хлопцы не верят, что у тебя это серьезно.
— О, великие моралисты! Вам хотелось бы, чтоб я, сходив два раза в кино, тут же женился? А сами-то вы не слишком торопитесь с этим делом. Философ наш очкастый три года Зою за нос водит, учебой отговаривается… —
Тарас давно уже научился не обращать внимания на болтовню Славика, но эти слова его обидели. Сколько они возятся с ним, сколько ему прощают, а он вот какого мнения о бригаде.
«Секретарь парткома был прав, не будет из него толку, придется распрощаться». Однако Тарас вздохнул с огорчением, все-таки жаль было этого шалопая..
31
Маша удивилась, когда выяснилось, что билетов только два.
— Как? Ты не взял для Зоси?
Тарас отчаянно смутился, И Зося тоже.
— Ну что ты! Я совсем не хочу вам мешать.
— Чем ты можешь помешать, скажи, пожалуйста?
Маша говорила из прихожей, куда вышла переодеться.
Зося сидела на диване в привычной позе, поджав ноги, укрыв их теплым платком. В квартире было даже жарко, но ее все еще не оставляло нервное ощущение, что ноги стынут; так у калеки болит ампутированная нога.
До прихода Тараса они что-то кроили, и по дивану были разбросаны зеленые и красные лоскутки. Точно цветы. Зося собирала их и связывала вместе.
Маша вбежала в комнату с распущенной косой. Стала причесываться перед зеркалом. Тарас залюбовался ее волосами. Зося смотрела на него, улыбаясь, как старшая сестра. Словами он, верно, ничего не сумел бы объяснить, но взглядом, глазами просил у Зоси прощения, говорил: не думайте обо мне дурно, просто мне хочется… необходимо побыть с ней вдвоем.
Зося поняла. Но тут же где-то в самом дальнем уголке сердца шевельнулась зависть. И это чувство она позабыла, не испытывала его уже много лет. А потому испуганно прогнала прочь, пускай эта зависть и добрая. Разве имеет она право завидовать? Они молодые, счастливые, у них совсем другая жизнь…
Зося любила Машиных друзей. Они были разные, но все отзывчивые и добрые. А лучшим лекарством для ее душевных ран была доброта. Она рассеивала остатки ее недоверия к людям и жизни. Тарас же занял в ее сердце^ в мыслях особое место. Еще в ссылке она иной раз думала, что, может быть, если б ей тогда удалось найти и приютить мальчика, судьба ее сложилась бы совсем иначе. Да, если б она разыскала его тогда, они бы стали братом и сестрой на всю жизнь…
Подкрашивая губы, Маша подтрунивала над Тарасом:
— Тугодум ты, Тарас. И вообще медведь Я удивляюсь… Вырос в городе, в такой интеллигентной семье. Посмотрел бы, где росла я! — но сказала она это не жалуясь, а с гордостью: росла в беде, а выросла вот какая, полюбуйтесь!
Зося пошутила:
— Да. Трудно поверить, что ты не барское дитя. Если б я не видела твою маму…
— Моя мама. — Маша вздохнула. И вдруг отбросила тюбик на подоконник, краем платка вытерла краску с губ. Подбежала к Зосе, обняла, поцеловала в щеку:
— Прости. И не скучай без нас. В фойе Тарас с Машей нос к носу столкнулись со Славиком. Рядом с ним
Славик нарочно купил билеты не в центральный кинотеатр, а в этот новый, в Зали-нейном районе, где почти исключалась встреча со знакомыми. И вдруг — на тебе. Да с кем! Он готов был сбежать куда угодно, увидев их. Но спрятаться некуда.
Славик давно не встречал Машу. И когда после случая с Ниной она снова завладела его мыслями, он иной раз, чтобы не думать о ней, убеждал себя, что это лишь в его воображении она такая необыкновенная, прекрасная, а на деле вся красота ее — плод его взбудораженной фантазии. Но нет! Нет! Сейчас она показалась ему еще красивей, чем в первую встречу на даче, чем даже виделась в бессонные ночи. Он просто ослеп от сияния ее глаз, оглох от звука ее голоса, не сравнимого ни с чьим другим. Она смеялась. Она говорила что-то Тарасу. Славик не слышал. Оглушила и ослепила еще — ревность.
Не он, а Тарас познакомил девушек. Маша не оглядывала Нину с тем чуть презрительным любопытством, с которым смотрели на нее некоторые Славины друзья. Воспитанная жизнью и работой в больнице, Маша никогда не разделяла людей на какие-то категории, а тем более не судила о них по одежде, по внешности. Но и она посмотрела на Славика с удивлением. Ее удивила не Нина. Удивил Славик. И он это понял. С той минуты он замечал все: каждое ее движение, каждую искорку в глазах.
Ему кричать хотелось от отчаяния, кусать себе пальцы, когда они оказались рядом — простенький, земной, неказистый «дятлик» с покрасневшим носиком и Маша, в которой все казалось ему необыкновенным.
Все же Славик вернул себе самообладание и привычную развязность. Пригласил всех в буфет. Стал угощать с купеческим размахом.
Как? Здесь в буфете есть шампанское? Ура горторгу! Давайте шампанское.
Протестовал Тарас. Застенчиво отказывалась Нина. Славик силком заставлял их есть и пить. Он был подчеркнуто внимателен ко всем. Но а деле никто для него не существовал, кроме Маши. Все — угощение, все шутки, все слова, смех — для нее одной, только для нее.
Тарас хмуро молчал. Скоро и Нина начала разбираться что к чему. Присмотрелась, прислушалась и — прозрела. Глупая, глупая! Как она могла вообразить, что Славик любит ее? Надеялась, верила, мечтала. Разве так любят? И разве такая, как она, простая крановщица, надобна ему? Ему вон какая краля нужна! Модная, накрашенная! Нинка, которую сперва Славины шутки смешили, притихла, замкнулась, отодвинулась от Славика к Тарасу. Пожалела бригадира: переживает! Себя не жалела. Себя казнила: так тебе и надо, овечка! Поманил пальцем, ты и побежала. Хотелось по-бабьи завыть на весь буфет, на весь кинотеатр. Нет, она держалась, ни одним движением не выдала себя. А вот они… они потеряли всякий стыд,
— …Правда. Мне каждую ночь снятся марсианки. Они похожи на тебя.
— Старо. Я уже это слышала. Ты однообразен.
— Ну и что? Мой мудрый папаша как-то изрек толковую истину: все новое — это давно забытое старое.
— Ты сам выдумал.
— Если б я мог выдумывать такие вещи, то не завинчивал бы гайки под наблюдением маэстро Гончарова. Я славлю тебя, Тарас! Выпьем. За что? За рыжих.
— За рыжих я выпью. Они несчастные.
— Ты несчастная? Ты самая счастливая!
— Не трепись, Славик. Ты пьян, Тарас не выдержал.