Сердце напрокат
Шрифт:
– Ничего не происходит. Мы с Лизой разговариваем, – мирно ответила я.
– О чем это вы разговариваете? – взвилась гувернантка. – О чем такая, как вы, может беседовать с шестилетним ребенком?
Лиза с интересом прислушивалась к нашей перепалке. Я вздохнула. Ну, все, мое терпение кончилось! Я старалась, как могла, но Наина первая начала… Я весело подмигнула девочке и перешла в атаку:
– Шестилетний ребенок может быть чрезвычайно интересным собеседником. К примеру, я узнала, как вы спровоцировали скандал в день бала. Вам очень хотелось туда попасть, да? Как Золушке?
Гувернантка
– Вы делаете непозволительные для человека вашей профессии вещи, Наина Валерьевна! – усмехнулась я. – Вы ведете себя так, словно девочка вам родная. То ласкаете ее, то отталкиваете, полностью подчинили своей воле, разлучили с родной матерью, делали все, чтобы держать Лизу и Марину подальше друг от друга… И это заметно даже «такой, как я» – то есть постороннему человеку. Пока Марина была здесь, я не вмешивалась. В конце концов, воспитание ребенка касается только его родителей. Но сейчас, когда Андрей Станиславович в Москве, а Марина уехала, я считаю себя вправе вмешаться.
– Что… что вы намерены делать? – тихо спросила Наина.
– Ничего особенного, – я пожала плечами. – Поставлю в известность Андрея Станиславовича, вот и все. Вы довели ребенка до нервного срыва. Считаю, это достаточная причина, чтобы вас уволить. И насчет рекомендации я тоже посоветовала бы Новицкому подумать. К сожалению, вы из тех, кого нельзя допускать к работе с детьми. У каждого человека в жизни был такой… педагог. Воспитатель в детском саду – тиран и деспот, жестокий учитель… Смените профессию, Наина Валерьевна. А если вам нужна абсолютная преданность и подчинение… заведите себе пуделя, что ли.
Гувернантка затравленно взглянула на меня.
– Но я… я больше ничего не умею! Только воспитывать детей…
– Вы и этого не умеете, – жестко оборвала я гувернантку. – Учить – да, воспитывать – нет. Идите в репетиторы…
– Вы не понимаете, – заторопилась Наина Валерьевна. – Я профессор педагогики!
– Теоретик, – не удержавшись, ввернула я.
– Ну и что?! Я вузовский преподаватель… Посвятила себя работе полностью, даже собственной семьи не имела! Но в девяносто первом наш институт расформировали, и я оказалась на улице… – голос Наины задрожал, – вы понимаете, что это значит? Мне пришлось пройти трехмесячные курсы гувернанток, да еще заплатить за них из собственного кармана! Я начинала с самого низа – не поверите, горшки приходилось выносить за детьми!
И Наина залилась слезами. Я смотрела на гувернантку без всякого сочувствия. Ну, то есть мне было ее жаль, конечно. Но собственная несложившаяся судьба – еще не повод калечить детские души…
Я бросила быстрый взгляд на Лизу. Вообще-то подобные сцены не для детских глаз… но, по-моему, Лиза получила от этой огромное удовольствие.
Я подошла к застекленному шкафу. Порылась за книгами и вытащила разноцветного жирафа. Сунула его Лизе в руки и сказала:
– Вот. Твоя мама приготовила это для тебя, хотела сделать сюрприз, когда вы вернетесь с бала. Просто не успела. Совсем скоро мама вернется, ты жди. И помни – ты ни в чем не виновата. Просто маму похитил… скажем
Тьфу ты, понятия не имею, как нужно разговаривать с детьми… по-моему, я перегнула палку…
Но Лиза быстро-быстро закивала, нажала плюшевой зверюге на живот, и когда оттуда полились звуки «Желтой подводной лодки», закрыла глаза от счастья.
Наина Валерьевна поджала тонкие губы:
– Зачем вы дарите ребенку ложную надежду? Марина Ивановна никогда не вернется в этот дом. А Андрей Станиславович не отдаст ей девочку. Они никогда не увидятся!
– Ну, это мы еще посмотрим! – весело сказала я. – Кстати, как вы относитесь к шантажу?
Гувернантка побелела и расширенными глазами уставилась на меня:
– П-простите?
– Прощаю, – отмахнулась я. – В этом вы, полагаю, не виноваты.
Я уже сообразила, что Наина не годится в шантажистки – она слишком дорожила своим местом в доме Новицкого, да и доступа к спецтехнике не имела. Я продолжила:
– Надеюсь, теперь мне не придется жаловаться на вас Андрею Станиславовичу? Конечно, вам у него больше не работать. Как только вы вернетесь в Москву, вам придется поискать другое место, где вы не будете называть воспитанницу «Лизунчик»… Но хорошие рекомендации ведь тоже важны, правда?
Я подождала, пока до гувернантки дойдет смысл моей угрозы. Наина медленно кивнула. Все. Одной проблемой меньше. Думаю, теперь у Лизы все будет в порядке. Осталось только выполнить обещание, данное мною девочке, – вернуть малышке ее пропавшую мать…
– Лиза, пойдем, – подчеркнуто прохладно сказал гувернантка. – Нам пора заниматься немецким. Жираф пойдет с нами. Если хочешь, он посидит в креслице и послушает наш урок.
Девочка охотно последовала за Наиной Валерьевной, прижимая к груди игрушку. Лиза улыбалась.
А я вернулась в кресло и взлохматила волосы. В этой истории все время приходится напрягать голову. Думать – нет, ребята, это не мое. Меня учили стрелять, плавать с аквалангом и обезвреживать взрывные устройства. Еще вести допрос с применением спецсредств и без и прыгать с парашютом со сверхмалых высот. А оперативные комбинации – это не мое. Это пусть господин Скрынник скрипит мозгами. Но в этом деле с самого начала было слишком много загадок. И пусть с некоторыми мне удалось разобраться, все равно – легче мне не стало, потому что еще несколько ждут решения…
К примеру, я так и не выяснила, кто и каким образом подложил взрывное устройство в сумку Стаса. Ничего не могу сказать насчет первых двух покушений на юношу – первое случилось в Москве, а в момент второго меня не было рядом со Стасом. Но в больнице… Это твой прокол, Охотникова. Этот удар по твоей репутации лучшего в городе телохранителя, ясно? Этот крысюк просто-напросто посмеялся над тобой, и теперь поймать его – дело чести, не меньше…
И с исчезновением Марины все не так однозначно. Пусть Новицкий поверил в то, что молодая жена покинула его по собственной воле. В Андрее Станиславовиче горит гнев, обида, стыд и уязвленное мужское самолюбие. Этот адский коктейль пожаром полыхает в его груди и не дает трезво взглянуть на ситуацию.