Сердце пацана
Шрифт:
В то время, пока я мысленно жаловалась на судьбу-злодейку и жалела себя, Белов настойчиво названивал неизвестным.
— Олежа, здорово, — произнес, заворачивая в поворот. — Нужна твоя помощь. Пора вернуть должок, друг. Ты на хате? Отлично! Скоро буду! Жди.
Отключившись, Белов уже обратился ко мне:
— Не хочешь позвонить бабушке?
Точно!
Комично хлопнув себя по несмекалистой черепушке, чем заслужила смешок Германа, достала телефон, но, стушевавшись, замерла.
И что я ей скажу? Не буду
— Скажи, что осталась у подружки, — понял мое замешательство Белов. Чуть погодя, с хитрым прищуром, добавил, — или парня…
Точно! Сегодня я туго соображала. Мой мозг приказал долго жить!
— У меня нет парня, — немного резко ответила.
За кого спрашивается он меня принимал? Он думал, что я стала бы обниматься со всеми подряд? Хорошо, возможно, для двадцатилетней девушки пару обниманий ничего не значили, но для меня это было своего рода событием. Не потому что я была настолько лузером, что меня никто не обнимал, а потому что это был Герман. Мой Герман. Моя несбыточная мечта, моя навязчивая идея, мое спасение и проклятие.
— Я знаю, — кажется, его голос звучал довольно, — но ты же оставалась у парней?
— Нет.
Уголки губ Белова дернулись, но парень сжал челюсть, сдерживая себя.
Набрав бабулю, я принялась ждать…
Она взяла как всегда почти с первого гудка и встревоженно выкрикнула:
— Дунька! Ну где тебя носит?
— Бабуль, все хорошо, — заверила ее и прикусила губу. Я была не мастером вранья. Ничего не было хорошо. — Я… Я не приду сегодня домой.
— Что это за выкрутасы?
— Я останусь у Вари. Мы с девчонками собрались и…
— Гулена моя, — уже по-доброму проворковала бабуля, а в ее голосе послышался намек на улыбку, — чего ж раньше не предупредила?
— Замоталась, бабуль, прости.
Машина плавно остановилась у обычной панельной девятиэтажки. Пора было сворачиваться.
— Все, я побежала. Целую. Спокойной ночи, ба!
— Эх, молодежь-молодежь, — проворчала, — беги уже.
Положив телефон в сумку, обернулась к парню, но тот уже вышел из машины. Открыл мне дверь, подал шутливо руку и подмигнул. Мелочь, но она меня растрогала. Ради всего святого, я была девушкой, а Белов парнем от которого я без ума, и когда он пытался поднять мне настроение, сложно было оставаться безучастной. Впрочем, и не хотелось.
Зайдя в подъезд, поежилась.
Что ж, место оставляло желать лучшего. Обшарпанные стены, похабные вульгарные надписи, тот еще запашок, словно в подъезде жили одинокие женщины-кошатницы, а вишенкой на этом торте был мужик, что сидел на лестнице с бутылкой и давал храпака.
Герман поморщился и пнул мужика в голень, тот что-то нечленораздельно промычал, послал в неприличное место и вновь захрапел.
— Черт, — прошипел Белов, — мужик, вставай! Дай пойти! — опять пнул его.
— Герман! — тихо прикрикнула. — Хватит его бить, — на мою фразу парень, конечно же, закатил глаза. — Мужчина! — дернула его легонько за плечо, — Мужчина просыпайтесь!
— Сгинь! — пьяно
— Получилось? — усмехнулся Белов.
Он уже было хотел переступить мужика, и продолжить путь дальше, но мне было совестно оставлять его здесь в холодном подъезде. На улице как-никак минус пятнадцать, это вам не хухры-мухры, так и окоченеть можно.
Когда свои, как мне показалось, разумные доводы озвучила Герману, он взглянул на меня, как на докучливую дурочку.
— Да брось, Бобриха, — хмыкнул, — у него есть, чем согреться, — имея в виду бутылку, произнес с неким отвращением.
— Мы не можем его ставить здесь, — твердо настояла на своем.
Несколько секунд мы молча буравили друг друга глазами. И, пожалуй, это был один из тех редких случаев, когда я не робела.
— Ладно, — буркнул Белов, сдаваясь. — Надеюсь, на том свете мне это зачтется, — Герман потянулся к лицу мужика, чтобы растормошить парой легких пощечин, но тот сам открыл глаза.
— Галка! — заверещал он. — Не отдам, стерва! — прижал к себе бутылку, как самое драгоценное.
От неожиданности мы с Герой отшатнулась и отскочили на несколько метров, а мужик тем временем медленно поднялся, сделал большой глоток из бутылки, даже не поморщившись, и начал подниматься по лестнице, приговаривая:
— Убью змею… Гадина… Только пусть попробует у меня… Я ей дам… Я ей покажу, кто в доме хозяин, лярва! — кулак впечатался в стену и мужик пошатнулся, выровнялся и продолжил идти, громко топая.
Рука Германа невообразимым образом оказалась на моей талии, окутывая меня и словно защищая.
— Фонд добрых дел исчерпан, мышь, — отрезал и потянул меня к лифту, который (угадайте что?), разумеется, не работал. Место мне нравилось все меньше и меньше…
– Херня, — фыркнул, пнув двери лифта ногой, — идем, — потянул меня к лестнице, — за талию он меня больше не обнимал, но руку не выпускал.
Только мы поднялись на один пролет, как…
— Открывай, подлюка! — тарабанил в дверь мужик. — Открывай, сказал!
Послышался звук открывающегося замка, а после…
— Скотиняка ты такая! Опять нажрался?! — женщина в два раза крупнее мужика, огрела того веником по горбу. Запал мужика пропал и он стал что-то мямлить про гараж, мужиков… — Вот пусть тебе Егорыч и жрать готовит! Опять всю зарплату пропил?! Нет, ну никуда нельзя пускать. Как пустили, — опустился веник на мужика, — так с конями!
— Галочка, так я…
Галочка фыркнула, затащила своего непутевого муженька домой и захлопнула дверь. Крики не стихли, но стали приглушеннее.
– Я б с такой бабой тоже квасить начал, — задумчиво пробормотал Белов. — Слышь, — игриво толкнул меня локтем в бок, — станешь такой же — подам на развод.
Опешив, я остановилась. По телу растеклось приятное и знакомое тепло.
Мне послышалось?!
— Ты у меня вот, где будешь, — показал кулак, нарочно сделав грозный голос. — Только пикни у меня.