Сердце потерянное в горах
Шрифт:
– Так… Холодно… - шепчу я и не могу сфокусировать на нём взгляд, его тело вибрирует от напряжения, мышцы напоминают туго скрученную пружину, - Холодно…
– Я знаю, - отрывисто отвечает Макс, завернув меня в своё пальто. Я отчетливо слышу хруст снега под его ногами.
Так хочется спать.
Я закрываю глаза.
– Ты не должна спать, - моё сознание помимо воли цепляется за его хриплый голос, вынуждая выплывать к свету, сузившемуся до ушка иголки, - Слышишь меня?
– я открываю глаза
– Я думала, что вас не будет хотя бы в Раю, - рассерженно говорю я и на его лице мелькает тень удивления, может быть, он считает, что зараженные вообще не способны на связную речь? Но у меня нет сил спросить об этом, мои глаза опять закрываются.
Когда я прихожу в себя, то не сразу понимаю, где нахожусь. Темно, но рядом со мной уютно потрескивают угли от костра. Острая боль в груди превратилась в тупую пульсацию. Холод исчез и мне жарко. Очень жарко.
Где Самара? Я должна её найти.
Я пытаюсь встать, но чьи-то ладони укладывают меня обратно.
– Как ты себя чувствуешь? – надо мной склоняется Макс Москвин и в первое мгновение, я думаю, у меня опять галлюцинации.
– Не очень, - еще никогда в жизни, я не чувствовала себя так скверно, - Но думаю, могло быть хуже, - мрачно добавляю я и на его лице возникает слабое подобие улыбки.
– Всё будет хорошо.
Моя голова раскалывается от боли и лицо горит огнём. Сознание путается и я погружаюсь во мрак беспамятства, то опять возвращаюсь обратно. Макс пытается дать мне воды и я с омерзением отталкиваю его руки.
– Не прикасайся ко мне, - задыхаясь шиплю я, даже сквозь затуманенный лихорадкой мозг, я ненавижу его, - Не трогай меня…
– Ладно, - сдается он, - Но тебе нужно больше пить, - жажда полыхает внутри меня жгучими щепками, мне удается удержать в руках бутылку с водой и сделать пару глотков.
На это уходят все мои силы и я опять проваливаюсь в темноту.
Проснувшись на следующее утро, я чувствую только страшную слабость во всём теле. Но жар исчез. Сквозь трещины в металле просачиваются золотистый свет и мириады пылинок пляшут в морозном воздухе.
Я лежу на мягких креслах и укрыта настоящим одеялом. Откинув его в сторону, я с удивлением обнаруживаю, что на мне несколько темно-синих свитеров аристократки и теплые брюки. На ногах шерстяные носки и ботинки.
Я пробую встать, держась за спинку одного из кресел. Всё кружится перед глазами и страшно хочется пить. Постояв на месте несколько секунд, я оглядываюсь и определяю, что нахожусь в хвосте «Икаруса».
Та часть, где он соединялся с серединой, закрыта куском какой-то тряпки. Разбитые иллюминаторы заботливо прикрыты шторами. Очаг для костра обложен камнями и металлическими частями. В нём до сих пор тлеют угли.
Значит всё это мне не приснилось.
– Пилот сделал невозможное, смог увести «Икарус» на открытый участок, - я резко оборачиваюсь на голос. Макс стоит на пороге, впуская холодный воздух внутрь, - То,
– Только мы? – эхом спрашиваю я и Макс оборачивается ко мне. В его каштановых волосах запутались хлопья снега и выглядит он измученным, - Сколько человек было на борту? – я чувствую слабость в ногах.
Мне хочется схватить его за руку и держаться за неё. Ненормальная реакция. Я трясу головой, избавляясь от наваждения.
– Семь, если считать экипаж и… Тебя, - наконец, отвечает он, стараясь держаться от меня на расстоянии,- Я пытался найти сигнальный маячок, но всё сгорело, - Макс в изнеможении трет лицо и я замечаю на его пальце перстень перворожденного.
– А челнок? – сиплю я, - Если активировать маячок там? – его бровь удивленно ползет вверх.
Я судорожно сглатываю.
– Он активируется только в полете, на земле, челнок бесполезен.
– Ясно.
Значит, у меня еще есть время уйти отсюда.
– Я думаю, тебе лучше еще немного поспать, - его взгляд выражает напряженность и я понимаю, сейчас мне действительно лучше прилечь.
Я возвращаюсь на место, боль в висках стучит всё сильнее. Макс протягивает мне бутылочку воды и тут же отступает, словно теперь, когда я пришла в себя, он стал меня опасаться.
Значит, выглядела я неважно. Даже для измененной.
– Ты же в курсе, что я не заразна? – я делаю небольшой глоток и смотрю на него поверх горлышка,- Жаль, конечно, тебя разочаровывать, но тебе никогда не стать таким красавчиком, как я, - один уголок его рта насмешливо приподнимается и тут же опускается вниз.
Мне почему-то неловко. Я ставлю бутылку на пол и ложусь на кресла, натянув одеяло до самого подбородка, я почти сразу проваливаюсь в сон.
Я еще несколько раз просыпаюсь. Макс всё время куда-то уходит и возвращается усталым. Он ложится с другой стороны и молча наблюдает за костром. Тени еще больше подчеркивают впалые щеки под его скулами.
Через два дня, я чувствую себя намного лучше. Слабость всё еще нервирует меня, но по крайней мере, я могу передвигаться без посторонней помощи. Я одеваю на себя лежащую рядом дубленку и натягиваю на голову темно-синюю шапочку, спрятав спутанные волосы. Плотно зашнуровав большие меховые ботинки, я выхожу наружу и впервые вижу место катастрофы.
«Икарус» похож на лопнувший на сковороде пирожок, с вытекшим наружу повидлом вещей и груды металлических обломков, поблескивающих из-под снега. Но больше всего меня поражают высокие гребни гор с редкими островками леса.
Воздух кажется тяжелым и плотным. Мне приходится задерживать его в легких, прежде чем выдыхать углекислый газ. Я дышу так, словно болею астмой. Заметив впереди два небольших каменных холмика, я направляюсь к ним. Ветер бросает мне в лицо пригоршни колючего снега и зубы ноют от холода. Мне приходится поднять воротник дубленки.