Сердце русалки

Миллер Ида

Ганс не чурался физической работы, он был буквально создан для нее – высокий рост, широкие плечи, сильные ноги и мускулистые руки делали его очень ценным работником. Он таскал мешки с зерном и мог полоть без устали по несколько часов. Если бы его запрягли в плуг вместо лошади, он мог бы вспахать поле сам без посторонней помощи. Работа отвлекала его от дурных мыслей и не позволяла слишком расслабляться. В его простой крестьянской жизни многое не давало ему покоя, а трагические события в семье лишь пошатнули его состояние. Дед Густав постоянно ему твердил, что пора бы жениться, ведь с женой работать и копить добро будет проще, а когда дети пойдут, то станет еще легче с помощниками. Дед, конечно, был прав, но Ганс все никак

не мог определиться с невестой. Девушкам он внешне нравился, но их родители не особо были к нему расположены. Да, парень хороший, но вот семейка у него – бедовая. Дед Ганса по молодости слыл дебоширом, ходили слухи о его разбойничьем прошлом, будто он орудовал в шайке, нападал и обворовывал деревни. Но сам дед об этом никогда не рассказывал. Родители Ганса, и отец, и мать, в прошлом году один за другим умерли от чахотки, которая внезапно вспыхнула в их местности, причем быстро появившись, она так же быстро сошла на нет, унеся с собой несколько десятков жизней.

Дед портил репутацию Гансу не только своим шальным прошлым, он и в настоящем был той еще проблемой. На старости лет у деда, похоже, помутился рассудок, ему везде мерещились русалки, он боялся спать в темноте, будто бы одна из них обязательно выскочит из-под кровати и растерзает его. Когда Ганс был маленьким, дед, конечно, рассказывал ему о русалках и постоянно твердил, что он лично видел эту нечисть, которая напала на него и пыталась убить. Дед сражался с ней и победил – а в качестве трофея он срезал с русалки хвостовой плавник. К сожалению, от этого хвоста остались лишь хрящики, которые еле держались и готовы были рассыпаться в труху. Дед покрыл их лаком и пытался склеить. Получившуюся поделку он повесил на стену над кроватью.

– Зачем ты держишь эту дрянь у себя под носом? – спрашивал деда Ганс, когда старика в очередной раз мучили кошмары. – Сожги и станешь спать спокойно. Даже мне боязно находиться под этим огромным хвостом, будто ты его не с рыбы добыл, а стянул с какого-то морского дракона.

Дед лишь молчаливо кивал, но отказываясь избавиться от добычи. Этот плавник, а Ганс считал, что это никакой не плавник, а просто самоделка из костей курицы или какой-то крупной рыбы, типа форели или карпа, но не спорил с дедом. Если ему нравится верить в эти сказки – пожалуйста.

Однажды долгим зимним вечером, когда за дверью выла вьюга и снег хлестал в заколоченные окна, пробираясь сквозь щели, Ганс от нечего делать коротал время в компании деда. За повседневными разговорами тот в очередной раз начал вспоминать о русалках. Но тут в его рассказ добавились неожиданные подробности.

– … и она как накинется на меня! Вроде женщина, а силища у них – ух! – дед Густав занес кулак над головой. – Ты обязательно носи амулет, которую я тебе сделал. Не слушай этих святош из монастыря, только чешуйка защитит тебя от русалки. Она увидит ее и поймет, что ты – тот человек, который справился с одной из них, что с тобой нельзя иметь дела.

– Какого дела? – равнодушно спросил Ганс, который просто пытался поддержать разговор. Он прихлебнул разбавленной медовухой, и по телу разлилось приятное тепло.

Дед вдруг замолчал. Это было на него не похоже. Обычно он был готов часами говорить о русалках, если его вовремя не заткнуть.

– Ты, внучек, слушай меня внимательно. Эти твари, они ведь не только нашего брата топят, убивают. Они еще и насильничают.

Ганс прыснул от неожиданности, и медовуха разлилась ему по подбородку.

– Чего? Ты сам-то откуда знаешь? – он с подозрением прищурился и посмотрел на деда.

– А вот знаю, – ответил дед, прищурившись в ответ. – Не могут они своих детей иметь. Приходится воровать детин да заманивать брюхатых баб к себе в логово.

Ганс помотал головой, словно родитель, который слушает очередные небылицы своего несмышлёного ребенка, и отправил деда спать.

Несмотря на скепсис в отношении

дедовых рассказов и таинственного плавника, висевшего у них в доме, Ганс носил на шее амулет в виде русальей чешуйки. Дед просил носить это как оберег от русалок, но по факту, он стал для Ганса просто необычным украшением. Чешуйка действительно была особенной: она переливалась на солнце бело-розовым перламутром, а в свете луны темно-синим. Ганс всегда перед сном любовался, как чешуйка сверкает и меняет свой цвет в бликах от каминного огня. Амулет был его единственным сокровищем, хотя даже тут Ганс не верил, что он и вправду с русальего хвоста, но какая-то удивительная притягательная красота этой вещицы заставляла его буквально холить и лелеять дедов подарок.

Дед активно настаивал на женитьбе Ганса, но при этом распугивал всех возможных невест. Стоило какой-то девушке проводить Ганса до дома, как тот выскакивал и начинал рассказывать про плавник, как он отважно сражался с безумной злобной русалкой, которая оставила ему шрам на груди (огромный рваный шрам от шеи до пупка у него и вправду был), и что им всем нужно вести себя осторожно, чтобы не попасть в лапы водяных демонов. Невесты пугались, и когда слава о сумасшедшем дедуле уже обошла всех, над Гансом и его родственником стали посмеиваться. Чем сильнее прогрессировало безумие деда, тем меньше хотелось Гансу вообще кого-то приводить. В глубине души внук жалел деда, даже допускал, что в молодости старик столкнулся в лесу с чем-то страшным, но в то же время нечаянно думал о том, что если бы деда не стало, и поскорей бы это произошло, то его жизнь наладится. Эти мысли мучили его, и он исправно посещал церковь по воскресеньям, чтобы излить душу святому отцу. Священник отпустил ему грех, но предостерег от веры в демонов и чтобы тот перестал носить языческий амулет. Никакие суеверия не защитят от зла, а вот распятие – вполне себе. Но Ганс все равно не решался променять одно на другое.

Было у Ганса еще увлечение, которое никто не разделял. Его манил Черный лес. Дед, местный старожил, еще до того, как лишиться рассудка обучил внука всем тайным тропам и секретам, как не заблудиться в лесу. Несмотря на то что Ганс в основном работал в поле и ухаживал за скотиной, он частенько уходил в непролазную глубь мрачного бора, добираясь до одного из берегов озера. Там он любовался закатами и в теплое время года даже купался. Несмотря на запруженность и болотистость, местами вода у берегов все же была чистая, так и маня освежиться после тяжелого трудового дня.

В тот теплый летний вечер Ганс, как обычно, пришел на свое место, чтобы искупаться. Он снял рубаху и хлопковые штаны и нагишом зашел в воду. Черные водоросли приятно щекотали ему щиколотки. Вокруг пальцев ног сновали маленькие рыбки. Ганс присел на корточки, чтобы рассмотреть их поближе. В лучах закатного солнца их маленькие чешуйки переливались таким же перламутром, как и амулет у него на шее. Тут Ганс взглянул вдаль и оторопел.

На противоположном берегу озера, спрятавшись в камышах, торчала голова девушки. Она была по шею в воде и немигающим взглядом сверлила Ганса. Ее волосы, какие-то склизкие на вид, будто она намазала их маслом, лоснились и немного вились. Два бездонных зрачка вперились в Ганса, и тот вдруг почувствовал, что не может пошевелиться. Отвлекла боль в ноге: кто-то его кусал. Он посмотрел вниз и увидел, что на колено сел огромный комар.

Прихлопнув насекомое, Ганс снова стал высматривать заросли камыша в поисках девушки, но там уже никого не было. Он схватился за амулет и подумал, что лучше бы действительно носил распятие, чем эту бесполезную ерунду. Образ девицы не шел у него из головы, он покрутился в ее поисках, но она словно растворилась в водах озера так же внезапно исчезнув, как и появившись. Ганс хотел было сплавать поискать ее, но не решился. Какая-то неведомая сила будто останавливала его, не давая делать и шага вперед вглубь.