Сердце рыцаря
Шрифт:
Хотя ничего не говорилось заранее, Тиарнан этого ждал и пир устраивался за его счет. Любой крестьянин предоставил бы жителям своей деревни еду, питье и танцы в день своей свадьбы, так что, естественно, владелец поместья должен был дать их – но только в больших количествах. Он снял Элин с коня, а Кенмаркок вручил ей ключи от дома. Жители деревни к этому времени уже собрались у привратницкой, одетые в нарядную одежду и готовые к танцам. Некоторые сжимали в руках дудки, бубны и барабаны. Тиарнан пригласил всех входить, и они с Элин начали первый танец.
Пир продолжался три дня – к вящему удовольствию жителей деревни. Горы пищи и реки питья были уничтожены, а танцы шли каждый вечер, пока луна не поднималась высоко в небо.
Юстин Браз пропустил почти весь третий день. Он подрался
– Что ты скажешь о жене маштьерна? – спросил у своего друга Ринан.
Юстин задумчиво прополоскал рот вином, а потом проглотил его.
– Ну, дама она красивая, – признал он. – Я не отказался бы от такой, будь я владетельным сеньором.
– И я тоже! – с жаром подхватил Ринан. – Она белее лилии и слаще пения арфы.
– Она – дама красивая, – повторил Юстин одобрительно. – Но заметь: она должна радоваться тому, что стала госпожой Таленсака. Компер – место не слишком хорошее, насколько я видел и слышал.
– И это тоже верно, – проговорил Ринан и поднес фляжку к губам друга, прежде чем выпить самому.
Оба несколько минут молчали, слушая музыку и глядя, как облако плывет на фоне луны, а потом Юстин очень тихо сказал:
– Интересно мне, что она станет делать, когда маштьерн один уйдет в лес.
Ринан беспокойно заерзал в тусклом свете луны и огляделся, словно лес мог его услышать.
– А ты думаешь, он уйдет? – спросил он, понижая голос до шепота. – Теперь, когда у него есть жена?
– Думаю, уйдет, – ответил Юстин. – Такой человек, как маштьерн, никогда не допустит, чтобы им командовала женщина.
Элин понравилось быть замужней женщиной – поначалу. Ей понравился пышный придворный пир в Ренне, а еще более приятными она нашла празднества в Таленсаке. Ей понравились жители Таленсака – честные, добродушные, простые люди, решила она, купаясь в их дружелюбии. Как же они преданы Тиарнану! Разочаровала ее только служанка. Кенмаркок предложил на это место свою старшую дочь, и, конечно, от этого предложения нельзя было отказаться, не нанеся ему обиды. Однако Дрикен оказалась совсем не той хорошенькой восторженной юной крестьяночкой, о которой грезила Элин: в свои четырнадцать лет она была худой, смуглой и такой же лошадинолицей, как ее отец. Зубы у нее были чуть получше, чем у него, зато прыщи – гораздо хуже. Однако Элин изо всех сил старалась, чтобы девушка все-таки ей понравилась. Незачем было тратить время на сожаления об одном-единственном пустяке, когда у нее было столько причин для радости. Например, ее муж: она наслаждалась нежным благоговением, с которым он прикасался к ней каждую ночь, его пылкостью и ласками. Ее тетка Голдилдис сказала ей, что женщина приходит на брачное ложе только со стыдом и мукой, и Элин быстро решила, что дядя Маррек оказался еще большим грубияном, чем она думала..
Когда празднества закончились, Элин с радостью принялась играть роль хозяйки поместья. Это было непростым делом. В поместье варили собственный эль и готовили вино для собственных нужд. Тут пекли хлеб, делали масло и сыр, коптили и солили мясо и. рыбу и складывали на хранение урожай. Шерстяную одежду изготавливали из руна местных овец, льняную и пеньковую ткань – из льна и конопли с поместных полей. Краску для ткани получали из всевозможных растений: ракитника, вайды, дубовых галлов, тутовыхягод. Шкуры со всех животных, забиваемых в поместье, скоблили и вымачивали, чтобы передать дубильщику в Монфоре. Рога, копыта, а порой и кости тоже очищали и продавали ремесленникам, которые их использовали. Древесину из леса сушили – для топки или для работы поместного столяра. Свечи изготавливались из сала и пчелиного воска, а простые лекарства – из трав, выращиваемых на огороде. И помимо всех этих дел, нужно было еще кормить и одевать
Когда Элин пробыла в Таленсаке неделю или две и успела узнать дом и слуг, Тиарнан согласился пригласить в гости ее родных и кое-кого из соседних сеньоров и дам. Для нее это стало самым лучшим временем. Было головокружительно приятно встречать всех своих знакомых и родных в качестве хозяйки Таленсака, рассаживать их за столами в зале и приказывать слугам нести еду и питье. Вечером после отъезда последнего гостя Элин все еще сияла от сонной радости, пока Тиарнан не потрепал ее по голове и не увел в постель, чтобы найти ей новую причину для изумления.
Беспокойство началось вскоре после этого. Когда гости разъехались, а новизна семейной жизни чуть прошла, Тиарнан стал беспокойным. В то лето у него не было обязанностей при дворе, как не было и войн, которые заставили бы его уехать, но, казалось, в поместье он не находил себе места. Он окунулся в дела владения: проверил с Кенмаркоком все счета, созвал старейшин деревни и разрешил два-три давних спора о межах, распорядился провести необходимый ремонт мельницы, дома, сараев и овчарен. Он установил мишени для лука и копья и упражнялся с оружием, дюжинами разбивая деревянные мечи и копья, обучая боевого коня новым приемам, пока они оба не становились потными и усталыми. Но несмотря на эту бешеную деятельность, он по два-три раза в день выходил из дома и шел к воротам, а через некоторое время возвращался, словно забыв, зачем уходил. И с каждым днем он становился все более напряженным и недовольным. Пару раз он уходил на охоту, исчезая с первыми криками петуха вместе с Мирри и возвращаясь к вечеру. Но даже когда ему везло с добычей, он не радовался. Один раз он предложил Элин отправиться с ним, но ей было страшно уходить из дома в темноте, а мысль о том, чтобы бродить по лесу пешком, была ей противна. Вместо этого она предложила конный выезд на охоту с кем-нибудь из соседей, но он сказал – хотя и с улыбкой, – что в последнее время у них было много гостей и теперь пора отдохнуть.
Все это не слишком беспокоило Элин. Она сочла это последствием свадьбы, поскольку слышала, что, женившись, мужчины порой жалеют о свободных холостяцких днях, и старалась угодить мужу.
Однажды вечером в конце июля она застала его стоящим в дверях дома: он смотрел вверх, на прибывающую луну. Он был таким неподвижным и тихим, что это казалось неестественным, и она ощутила укол страха: может быть, он ранен или болен? Она быстро подошла к нему сзади и положила руку ему на плечо. Он вздрогнул и стремительно обернулся – и глаза его оказались такими странными, что она отскочила назад. Потом, вспоминая их, она чувствовала, как у нее судорогой сводит живот. Секунду они стояли и смотрели друг на друга так, словно никогда не были знакомы, а потом Тиарнан неожиданно объявил:
– Завтра я уйду на охоту. – Спустя несколько секунд он добавил с привычкой кривой улыбкой: – Мне нужно побыть одному, сердце мое.
На следующий день он встал еще до рассвета и исчез.
В первый день Элин не тревожилась, на второй начала беспокоиться, а на третий запаниковала. Она представила себе разбойников, прячущихся в лесу, и не смогла справиться с душившим ее страхом. И еще – то, что поначалу показалось ей мелочью, но постепенно начало занимать мысли все больше и больше, почти вытеснив тревогу: он не взял с собой собаку. Мирри хотелось пойти с хозяином: она печально бродила по дому, настораживаясь всякий раз, как дверь открывалась, ежечасно ожидая его возвращения. Почему было ее не взять? Бессмысленность этого факта намозолила Элин мысли, как попавший в башмак камешек натирает ногу до волдырей.