Сердце Сапфо

Джонг Эрика

— Обычно я приношу в жертву птицу и гадаю по ее внутренностям, но сейчас слова богини настолько очевидны, что без этого можно обойтись. Исида говорит, что настанет время — и твой ребенок вернется по бескрайнему морю на землю, которую ты любишь, что ты будешь там поэтом и учителем, научишь воздух повторять твои слова, чтобы они звучали вечно, станешь музой для всех, кто придет после тебя, для всех, кроме твоей собственной дочери, а когда ты умрешь, имя твое останется и будет жить вечно.

— А как насчет маленькой Клеиды?

— Она вырастет и будет процветать, — сказала жрица. —

Она тоже станет знаменитой. Она увидит твою смерть и похоронит тебя. Большего мать не может и желать.

Пророчество было таким ясным и точным, что у меня сразу зародились сомнения. Я знала, что оракулы иногда говорят загадками. Я знала, что правильно понять их может только глубокий ум. Нов этот день мой ум отнюдь не был глубоким! Я сходила с ума от волнения за свое дитя, и меня буквально валила с ног красота жрицы. Мысли и без того путались от переживаний за дочь и Алкея, а тут к ним примешалось еще и внезапное чувство к жрице. У нее была золотая кожа, копна кудрявых волос, длинные и сильные руки и ноги, от нее исходил запах ладана и мирры. У меня стало влажно под мышками и между ног. Если б она прикоснулась ко мне, я потеряла бы сознание и рухнула на мягкие подушки, разбросанные по полу. Моя мать поддержала меня. Она быстро забрала девочку из моих рук.

— Сапфо! — окликнула она, чтобы вывести меня из забытья.

В моей голове сложились строки:

Любовь, от которой слабеют колени И дрожь сотрясает меня.

Но вслух этих слов я не произнесла.

— Сапфо, ты, кажется, витаешь в облаках, — сказала моя мать.

— Эта девушка собирает цветы на Парнасе, — заметила жрица. — Сейчас она вернется к нам.

Малютка внезапно заплакала, словно почувствовала, что у нее появилась соперница. Моя мать принялась ее убаюкивать и качать. Я села перед жрицей, по-египетски уперев ладони в колени.

— Я даже не знаю твоего имени, — начала я.

— Можешь называть меня Исидой, — сказала миндалеглазая красавица.

— Исида, повтори свое пророчество, — попросила я.

— Я никогда не повторяю пророчеств, — ответила она. — Если тебе нужны более сложные и путаные предсказания, поезжай в Дельфы и трать там без толку свои деньги. Оставь меня! У меня нет времени на тех, кто мне не доверяет!

Любовь — это лихорадка, зараза, буря среди старых дубов. Я отправилась домой с матерью и дочерью, но мыслями оставалась с Исидой.

Праксиноя инстинктивно почувствовала — что-то изменилось.

— Сапфо, ты идешь, словно во сне. Что случилось? Что сказала предсказательница?

— Только хорошее, Пракс.

— Тогда что с тобой такое?

— Ничего, со мной все в порядке, можешь не сомневаться.

Но Праксиноя слишком хорошо знала меня, чтобы поверить моим словам. Она почувствовала, что подул ветер перемен. Внимательно посмотрела на меня, и я ощутила ее тревогу. Праксиноя почти смирилась с моей любовью к Алкею и ребенку, но с любовью к другой женщине она не смирится никогда.

Я знала, что попытаюсь снова

встретиться с Исидой, как только удастся оставить ребенка и ускользнуть от матери и Праксинои. Мое сердце принадлежало ей — только протяни руку и возьми.

На следующий день я, словно одержимая, отправилась к жрице. Жаль, я не знала, что Праксиноя следит за мной и сообщает обо всем моей матери!

Исида оказалась не такой уж легкой добычей. Мне снова пришлось ждать ее среди кошек. Теперь сердце мое колотилось, а хитон стал влажным от пота. Я прождала час, а то и больше. Наконец жрица обратила на меня внимание.

— Ты взволнована, несмотря на мое пророчество, — сказал она.

— Ты самое красивое существо, какое я когда-либо видела.

Она рассмеялась.

— Ты думаешь, если будешь держать меня на руках и гладить, как кошку, твое сердце замурлычет. Нет, ты любишь Афродиту, а не меня.

— Как ты можешь говорить такое? Я томлюсь по тебе. Я готова отдать все, что у меня есть, лишь бы узнать вкус твоих губ.

— Даже твоего ребенка? — спросила Исида.

— Все, кроме этого, — сказала я.

Сердце мое по-прежнему колотилось.

— По крайней мере, ты честна со мной, — сказала Исида.

С этими словами она поцеловала меня, ее влажный язык проник мне в самую душу, а гибкие пальцы, как щупальца, переплелись с волосами на моем затылке. Я сотрясалась от желания, как дуб на ветру. Ах, мы с Праксиноей лишь играли, услаждая друг дружку, как маленькие девочки. А теперь я впервые поцеловала взрослую женщину. Оказывается, поцелуй может быть чувственнее всех других прикосновений.

— А теперь уходи, — резко сказала она.

— Уходить? Как я могу уйти, если я очарована тобой?

— Возвращайся к своему ребенку и своей матери, — сказала жрица. — Сейчас не время для игр. Ты вернешься, когда сможешь принести подношение из самого глубокого твоего источника.

— И что же это?

— Это загадка, которую ты должна разгадать, если хочешь вкусить моей любви, — ответила Исида.

Неужели я сошла с ума, влюбившись столь безрассудно? Может быть, я мстила Алкею за его прекрасных мальчиков? Может быть, меня тяготило мое материнство и мне нужна была свобода? Или я была влюблена в мою дочь, мое собственное отражение, и искала другую взрослую женщину — своего двойника? Эти мысли носились в моей голове, как кошки Исиды.

Я думала о подношении «из самого глубокого моего источника». Что это могло значить? Может быть, она хотела получить моего первенца, как жрица на Мотии? У меня не было других ценностей, которые я могла бы ей предложить. Может быть, мою лиру? Золото — эта мишура — ее явно не интересовало. А что это она говорила о моей любви к Афродите, а не к ней? Я любила ее с такой же страстью, как и Афродиту. Я думала о ней весь день и всю ночь видела сны о ней. Ее бронзовое тело, выбритые брови, глаза как у кошки, длинные пальцы — как я жаждала ощутить своей кожей их нежные прикосновения. Меня преследовали эти видения и ощущения, которые я представляла. Чтобы лучше понять ее, я начала узнавать все, что можно было узнать о египтянах и их традициях. Я была исполнена решимости овладеть ею.