Сердце Сапфо
Шрифт:
Издалека донеслось тихое ржание. Оно едва ли не напоминало воркование голубей Афродиты.
— Царица, я думаю, Пегас вернулся не из-за моих стихов, а из-за радости и счастья этих амазонских дев.
— Ты говоришь о заключенных?
— Я говорю о влюбленных среди нас, царица Антиопа. Эти влюбленные вернули Пегаса своей чистой радостью и наслаждением. Когда Афродита вдохновляет нас, распускаются цветы и смеются девы, а кобылицы жеребятся крылатыми жеребцами. В этом нет моей заслуги — это дела Афродиты. Изгони Афродиту, и жеребцы у вас будут рождаться с жалкими крылышками.
— Вранье! — отрезала царица. — Афродита делает нас слабыми и податливыми на лесть мужчин. Нам она не нужна! И мужчины нам тоже не нужны!
— Нет, нужны! Пегаса привлек смех Афродиты. Это Афродита дает нам крылья. Без сластолюбия жизнь лишена соков. Без сластолюбия мы не можем летать. Если ты не освободишь моряков и дев, я не стану заканчивать мою поэму об амазонках.
— Если ты не подчинишься мне, то умрешь! — воскликнула царица Антиопа.
Амазонки смотрели, разинув рты. Царица позвала стражниц и приказала связать меня.
— Меня ты можешь связать, но ты не свяжешь Афродиту — она приходит и уходит по собственной воле. Ей подчиняются даже боги!
— Закончи поэму! Закончи поэму! — нараспев требовали амазонки.
— Царица Антиопа, ты согласна освободить этих дев и моряков и отпустить меня? Я не смогу быть поэтом в плену.
Царица заколебалась. Она нахмурила лоб, пытаясь найти решение, — чтобы угодить общественному мнению, она должна была поступиться своей абсолютной властью.
— Пусть нашей царицей станет Сапфо! — заявила, выйдя вперед, Пентесилея. — Она лучше тебя умеет находить общий язык с богами и богинями. Она может дать нам крылатых лошадей. А ты — нет.
Собрание амазонок принялось скандировать:
— Сапфо! Сапфо! Сапфо!
Царица приказала стражницам арестовать и Пентесилею. В этот момент даже яблоки перестали падать с корявых веток.
— Я не могу ничего гарантировать, — сказала я. — Я могу только попытаться умилостивить богов словами. Поэзия не наука. Крылатых лошадей невозможно приучить к узде.
Я прекрасно понимала, что, вступая в спор с царицей амазонок, копаю себе могилу, но меня это почему-то почти не волновало. С чего бы это она стала терпеть мое неповиновение? Где я нашла силы, чтобы бросить ей вызов? Что ж, если моя судьба — умереть, я вполне могу умереть здесь и сейчас, в самый разгар чтения моей поэмы. Если я умру, защищая Афродиту, неужели она не сжалится над моей измученной душой?
— Возможно, пришло время немного отступить от правил, — сказала наконец царица. Она почувствовала, что ее власти грозит опасность. — Пусть Сапфо закончит свою поэму и пусть будет так, как она хочет.
— Включая освобождение дев и моряков. А еще Эзопа. И ты не будешь наказывать Пентесилею, — добавила я.
— Останься. Останься с нами, Сапфо, — раздался хор амазонок. — Останься и властвуй над нами как царица.
Теперь царица Антиопа заволновалась по-настоящему.
— Я приму решение, когда Сапфо закончит свою поэму.
Это была ее ошибка. Амазонки пребывали в возбужденном состоянии. Они собрались вокруг
Ради моих почитательниц-амазонок, но в большей степени ради царицы я предложила компромисс.
— Я оставлю вам Праксиною как мою представительницу. Она знает все, что знаю я. К тому же она умна не по годам и предана вашей вере. Если царица согласна поделиться своей властью с Праксиноей и Пентесилеей, то я оставлю вас в надежных руках.
Царица снова заколебалась. Но и я вдруг представила себя царицей амазонок, с Праксиноей и Пентесилеей в роли главных министров, с Пегасом — моим личным жеребцом. Я видела себя царицей амазонок, которая отправляет правосудие, не забывая о песнях, и скачет по небесам. Я даже представила, что рассталась с поэзией ради власти. Из меня получилась бы царица получше, чем из Антиопы. Я почти соблазнилась этим видением, но все же заставила себя открыть глаза. У меня был слишком беспокойный нрав, чтобы править народом. И потом, я должна найти мою дочь. Я любила поклонение и аплодисменты, а власть меня утомляла. И мне бы пришлось убить царицу — мне, которая в жизни никого не убивала. Хватило бы мне мужества это сделать? Я питала к ней глубокую неприязнь, но этого мало, чтобы убить. Поэты убивают словом, а не кинжалом.
— Развяжите заключенных! — сказала царица. — Продолжай читать поэму.
— Ты клянешься разделить власть с народом и мудрыми советчицами?
— Даю торжественную клятву.
И тогда я со слезами на глазах и камнем на сердце дочитала последнюю строфу моей поэмы. Слушатели тоже плакали. Поэма была далека от утонченности моих песен, но амазонки впали в неистовство.
Ничто так не нравится толпе, как лесть. Говоря людям то, что они хотят услышать, можно добиться от них чего угодно. Люди любят, когда им говорят, что они добры, правдивы, красивы. Они это любят, даже если не верят твоим словам.
Когда я закончила декламацию, толпы молодых амазонок направились к берегу, неся на своих широких плечах меня и усыпанного цветами изможденного Эзопа.
Мы успели как раз вовремя. Остававшиеся на борту моряки готовились поутру отправиться в плавание. Только что освобожденные мореплаватели и их отпущенные на волю возлюбленные амазонки поплыли к кораблю, изо всех сил работая руками, но даже ни в чем не повинные амазонки, которые не собирались покидать остров, всю ночь праздновали это событие на палубе нашего корабля. Все радовались, кроме Эзопа, который, едва ступив на палубу, упал в изнеможении.
Когда на рассвете мы прощались с землей амазонок, небеса окрасились в оранжевые и сиреневые цвета. Праксиноя и Пентесилея махали нам с небольшой лодки, на которой уплывала с корабля на остров компания амазонок. В ней сидела и царица, делавшая вид, что оплакивает мое отбытие. Мы подняли паруса, а с лодки стали бросать цветы и ленты.
Внезапно подул сильный ветер, наши паруса подхватили его, и корабль двинулся полным ходом. Мы услышали ржание и увидели мелькание золотых копыт. Пегас тоже заметил наше отплытие.