Сердце серебристого оленя
Шрифт:
– У меня ваша обувь, – говорю я, протягивая бармену пакет.
Проигнорировав мои слова, он достает из кармана пачку сигарет и зажигалку. Сделав несколько затяжек, он наконец подает голос:
– Долго же ты шел.
– Я был занят. Вот, возьмите. – Я предпринимаю вторую попытку всучить ему одолженные лоферы, но парень продолжает наслаждаться табаком и морозным воздухом, даже не думая меня замечать. – И долго мне так стоять?
– Пока я не закончу, – усмехается он.
– Ага, ясно, – киваю я, за минуту устав от его компании. –
– Что, даже спасибо не скажешь? – уточняет бармен, когда я, вернув обувь, разворачиваюсь, чтобы уйти.
– Спасибо, – бормочу я, желая поскорее убраться прочь.
– Это все Полли – говорит он, вынуждая меня остановиться.
– Знаю, передай ей мою благодарность.
– Чего сам не зайдешь и не скажешь?
– Мне уже пора.
– Она мне так и не сказала, кто ты такой, – замечает бармен, докурив.
– Ну, ее право, – пожимаю я плечами.
– Я Феликс. – Он протягивает мне руку, покрытую тату.
– Лука, – отвечаю я на рукопожатие.
– Ты ее чем-то расстроил, Лука? – спрашивает Феликс, крепко сжимая мою ладонь.
– Я?
– Да, ты, – процеживает он, резко дернув меня за руку, – мелкий засранец, думаешь можешь приходить сюда и портить ей настроение?
– Я пришел, чтобы вернуть твою обувь, идиот, – отвечаю я, оттолкнув его от себя.
– А в прошлый раз?
– Не твое дело.
– Вот тут ты ошибаешься. – Положив ладонь мне на плечо, Феликс заглядывает мне в глаза и говорит: – Это дело стало моим, как только ты довел ее до слез.
– Я ничего ей не сделал, – произношу я, грубо смахнув с себя его руку. – И перестань меня трогать.
– Ага, как же, – кивает он, сощурив серые глаза, – от тебя за версту воняет дерьмом и проблемами.
Я не успеваю ответить, потому что открывается дверь бара, и оттуда молнией вылетает Полли, похожая на светловолосую фурию.
– Что ты здесь устроил? – гневно вопрошает она. – Ты должен был забрать обувь и вернуться!
– Да все нормально, мы просто общались, – объясняет Феликс, уже доставший вторую сигарету.
– Ты делаешь только хуже, – обвиняет его Полли, старательно избегая моего взгляда.
Произошедшая только что сцена напоминает мне, как однажды она ввязалась из-за меня в драку. Но дружить с ней я захотел чуть позже, когда мы стояли в кабинете директора: она назвала своего отца оленем, а я, с трудом сдерживая улыбку, подумал, что никого лучше, чем Полли, в этой школе точно нет.
– Ладно, идем внутрь, – говорит Феликс, и я не сразу понимаю, что он обращается ко мне. – Сделаю тебе коктейль, а то ты совсем хмурый.
– Ты прикалываешься? – шипит Полли, дернув его за рукав.
– Нет, спасибо, – отказываюсь я, хоть мне и хочется еще немного побыть с Полли.
– Как знаешь. – Пожав плечами, бармен открывает дверь и скрывается в баре.
– Он всегда такой? – возмущаюсь я вслух, не ожидая ответа.
– Прости его, пожалуйста, – неожиданно извиняется Полли. –
– Видела?
Она поднимает голову, и я, заметив установленную над входом в бар камеру, киваю.
– Понятно.
– Поздравляю, кстати, – тихо говорит Полли.
– С чем? – Я думаю, что ее слова связаны с победой моих подопечных на двух последних этапах Гран-при, но сомневаюсь, ведь она никогда не следила за фигурным катанием.
– Мне звонили твои родители, – объясняет она, – пригласили на свадьбу.
– В смысле звонили? Откуда у них твой номер?
– Твоя мама сохранила его.
– Сохранила? – не понимаю я. – А когда ты успела его ей дать? И зачем?
– Ты задаешь слишком много вопросов, – останавливает она меня, изменившись в лице. – Я не помню таких подробностей, ясно?
– Ясно, – киваю я, – снова уходишь от ответа. Скажи, а мы когда-нибудь поговорим нормально или так и будем ходить вокруг да около?
Когда она ничего не отвечает, я продолжаю свой монолог:
– Может, я и повел себя некрасиво, оборвав нашу связь, но и ты ничем не лучше. Ты знала, что я один в чужом городе и что меня окружают одни сплошные незнакомцы. Я так нервничал, что почти не спал целую неделю. На тренировках тоже ничего не получалось, я не мог исполнить даже элементарных прыжков. И, знаешь, если бы не мой тренер, который разглядел за этим недоразумением на льду, какой-то талант, я бы вернулся домой уже в конце июня. Он помог мне избавиться от лишних мыслей и адаптироваться к новому месту, и тогда у меня появились первые успехи. Я не мог думать ни о ком из вас, потому что это выбивало меня из колеи. Мне нужно было сосредоточиться на тренировках, только так я мог чего-то добиться. Разве ты не этого мне желала? Побед и медалей, зрительской любви и денежных выигрышей?
– Желала, – подтверждает она, – и рада, что у тебя все получилось.
– Получилось, – повторяю я за ней, испытывая уже привычную на себя досаду. – Я все потерял, Полли. Лишился всего, за что так долго и упорно сражался.
– Не неси чушь, Лука. У тебя была отличная карьера, и ты не потерял свои титулы, перестав соревноваться.
– Ты не понимаешь, – возражаю я. – Никогда не понимала, только делала вид.
– Думай, что говоришь. Я не понимала твоих спортивных амбициях, но это не значит, что я притворялась. Моя поддержка была искренней. Так же, как и радость за твои победы.
– Тогда почему ни разу не позвонила, чтобы поздравить?
– Лука, я же не тупая, – вздыхает Полли. – Думаешь, я не понимала, что буду мешать тебе? Думаешь, я не догадалась, что ты не сообщил о своем переезде лично, потому что боялся передумать? Ты правда считаешь, что я настолько плохо тебя знаю? Ты принял решение остаться здесь, и я уважала его с самого начала. Будь у нашей дружбы хотя бы один шанс, я бы так легко не сдалась, но, Лука, все было очевидно с самого начала, и мы всегда это понимали.