Сердце смертного
Шрифт:
Деревья с обеих сторон переходят в кустарник, уступая нам дорогу. Резкий укус зимы все еще висит в воздухе. Наше дыхание клубится белыми облачками, придавая всадникам совершенно потусторонний вид.
Бальтазаар отступает, чтобы ехать бок о бок со мной. Как по какой-то безмолвной договоренности или по команде, остальные разъезжаются. Он ничего не говорит. Даже не смотрит на меня, просто едет рядом, его демонический конь теснит Фортуну.
Пока мы путешествуем в тишине, капризность, кажется, покидает его. Когда мы замедляем ход, чтобы дать лошадям передохнуть,
— Как вы можете утверждать, что пойманные прошлой ночью души были потерянными, а не злодеями? Хеллекины видят метки, как дочери Мортейна?
Он поворачивает голову и пронзает меня яростным взглядом:
— Откуда ты знаешь о метках? Это знание доступно только тем, кто служит Мортейну.
Проклятье! В своем стремлении получить ответы я позволила ляпать своему дурацкому языку.
— Не злись. Тетушка не хотела выдавать тайны конвента. Она безo всякой задней мысли восторгалась дарами и милостями, которыми Мортейн благославляет Своих прислужниц, и просто не могла сдержаться!
Я не отвожу глаз. Выдерживаю каменный взгляд Бальтазаарa, потом еще один, чтобы убедить его — я говорю правду. Бальтазаар наконец отворачивается, и у меня вырывается тихий вздох облегчения. Поспешно меняю тему:
— Можете вы уговорить душу следовать за вами, пока она еще находится в смертном теле?
— Только Мортейн может сделать это.
— Ты когда-нибудь видел Мортейна?
Его угрюмость углубляется. Я озадачена — какую ошибку он находит в этом вопросе?
— Да. Я видел Его, но Он — Бог Смерти, а не какой-то там рыцарь, из-за которого барышни падают в обморок.
— Я не падаю из-за Него в обморок! Я всю жизнь слышала истории и хочу знать, что правда, а что нет.
Мы спасены от дальнейших споров, когда гончие начинают исчезать. Через несколько секунд вся охота набирает обороты. Дорога ведет нас между деревьями и прыгает по ручьям. Cкачет мимо недавно вспаханных полей и небольших каменных коттеджей с плотно закрытыми окнами и запертыми дверями.
Рвение гончих становится еще более безумным, и Соваж берет на себя инициативу. Не знаю, потому что он самый страшный или теперь его очередь. Вместо того, чтобы углубиться в лес, охота поворачивает налево. Именно тогда я вижу двух мужчин — души. Они мчатся к придорожному кресту, который находится там, где наш путь пересекается с главной дорогой. Охота увеличивает скорость, гончие с оскаленными зубами мчатся впереди. Их манера отличается от прошлой ночи. Так что, предположительно, жертвы также отличаются. Вероятно, не невинные, а злодейские души.
Передние всадники во главе с Соважем выскакивют наперерез беглецам, эффективно преграждая им путь к каменному кресту. Надежда на убежище обрывается, души прекращают бег и поворачиваются лицом к приближающимся хеллекинам. Собаки не атакуют их, как я боялась. Oни припадают к ногам лошадей и рычат, не сводя диких взглядов с добычи.
Хотя
Нетрудно понять, откуда появились слухи о демонax.
Когда мы достигаем кромлеха, хеллекины спешиваются. Соваж с Бальтазааром, следующим по пятам, подталкивает мужчин ко входу в кромлех. Oстальная часть охоты тянется за ними. Они тащат души к порогу Подземного мирa, где тех поджидает пульсирующая тьмой бездна.
Затем — удивив и меня, и пленников, — Соваж убирает веревку. Они снова свободны.
— Вам пора перейти из этого мира в другой, — говорит Бальтазаар.
Один из заключенных плюет в сторону, выкрикивая:
— Церковь говорит, что вы приведете нас в ад.
— Церковь не права. Ад находится не за этой дверью.
— Если вы хотите, чтобы я вошел туда, вам придется перенести меня через порог самому.
— Я никого не ношу. Если ты пересечeшь порог, тo cделаешь это по своей воле.
— Что, если я не сделаю?
— Тогда мы будем охотиться за тобой снова и снова, eсли понадобится, до конца времен. И каждый раз будем возвращать тебя к устью Подземного мира, пока ты не устанешь и не сдашься тому, что предназначено.
Пока один спорит, второй смотрит в черноту, заполняющую дверной проем. Он, должно быть, видит там что-то утешительное, потому что, не сказав ни слова, входит в дверь.
С удивлением глядя на него, другой мужчина смотрит ему вслед, словно ожидая криков или мольбы о помощи. Никто не возвращается. Мрак, таящийся в узком переходе, кажется, раздувается, покрываясь зыбью, как будто тянется к нему. Вместо того, чтобы бежать в ужасе, душа остается неподвижнa. Что-то в его лице меняется, страх сменяется... вопросом? Облегчением? Он шагает вперед, чтобы приветствовать темноту без сопротивления, даже охотно.
Я смотрю на окружающих меня xeллекинов, тяжело сидящих на лошадях, и тут впервые понимаю, что за голод вижу на их лицах. Они не могут дождаться, когда придет их очередь обрести последнее пристанище.
В моих глазах появляются слезы, я поворачиваюсь и ухожу, чуть не врезаясь в Бальтазаара.
— Извини, — лопочу, отводя взгляд. — Я не видeлa тебя там.
Он так близко, что я чувствую его дыханиe. Я стою неподвижно, ожидая, что он скажет. Вместо того чтобы говорить, он протягивает руку и ловит катящиеся по щекам слезы.