Сердце Сумерек
Шрифт:
— Мне правда жаль, что так все вышло, — без тени сожаления сказал отец.
Еще один невидимый знак в воздухе — и Граз’зта подняло над землей. Он выгнулся дугой, сцепил зубы, сдерживая крик боли. Оружие не выпустил и все еще пытался сопротивляться.
— Попробуй сама, Маша, а когда сможешь — приходи и забери душу этого мальчишки.
Прежде, чем я успела даже задуматься над смыслом его слов, он сунул руку в грудь Рогалика. Без труда, как будто Граз’зт был всего лишь призраком и его тело не имело физической оболочки. А когда отец вынул руку обратно, то показал мне сжатый кулак, в котором пульсировал яркий
— Встретимся дома, сокровище мое. Посмотрим, насколько далеко ты сможешь зайти.
Кажется, я кричала как никогда громко. Пыталась прорваться сквозь замедленный поток времени, но все, что смогла — увидеть, как отец вспарывает реальность и уходит в нее, будто та была всего лишь дверью.
Мир схлопнулся и мощной ударной волной меня отбросило куда-то назад.
глава 31
Я пришла в себя от того, что кто-то тряс меня за плечо. Грубо и нетерпеливо, судя по тому, что пальцы впились в кожу так сильно, будто хотели затолкать материал одежды прямо внутрь меня.
— Маа’шалин, открывай глаза, — прогрохотал прямо в мое несчастное болезненное сознание голос Хадалиса.
Я поморщилась, попыталась открыть глаза, но взвыла от полоснувшего по глазам солнечного света. Ну и боль! Как будто меня окунули в расплавленный синец и теперь каждая мышца в моем теле медленно застывает, теряет подвижность.
— У нее голова разбита, ты что ли не видишь? — вторгся голос Тана. — Помоги ей сесть.
— Что с ним?
— А что с ним может быть без души? — зло процедил сквозь зубы Тан.
Хадалис помог мне сесть, правда, все попытки шевелиться рождали в моем теле новые волны боли. Я молча терпела, лишь продолжала морщиться, когда в голову вонзались обжигающие вспышки. Кое-как все-таки открыла глаза, чувствуя, как по щекам текут слезы. Голова действительно болела. Я потянулась было к затылку, но Хадалис перехватил мою руку.
— Посиди спокойной, хорошо?
Его лицо было странно размытым, если бы не длинные волосы и характерный низкий голос, я бы, пожалуй, решила, что передо мной еще один клон. Или после ухода отца этого больше не повториться?
— Что с Граз’зтом? — спросила я первым делом, как только ко мне вернулась способность более-менее шевелить языком. И все равно слова вышли комканными. Пришлось взять себя в руки и повторить. — Он в порядке?
— Посиди так, хорошо? — ушел от ответа Хадалис.
— Просто ответь, — потребовала я. В воздухе, словно зловещее предзнаменование летала фраза Тана: «А что с ним может быть без души?»
Это же невозможно, да? Не бывает так, чтобы тело существовало отдельно от своей сущности. А то, что я видела — это просто обман зрения, навеянная отцом галлюцинация, чтобы вывести меня из равновесия, заставить сомневаться в собственном решении.
— Теперь он вряд ли вспомнит кого-то из нас, — вместо Крылатки ответил Тан. — И вряд ли способен чувствовать.
Что?!
Я так резко потянулась встать, что снова едва не приложилась головой о стену. Пришлось шипеть и требовать, чтобы эти двое помогли мне подняться, раз уж сама я вряд ли подвижнее сонной черепахи. Это какое-то недоразумение. Тан преувеличивает. Или просто нашел повод отодвинуть
— Позову лекаря, — буркнул Хадалис, когда стало понятно, что и одного Тана вполне достаточно, чтобы держать меня вертикально.
Граз’зт стоял чуть в стороне, почему-то разглядывая свои руки с видом человека, который вообще впервые видит себя со стороны.
— Маа’шалин, не стоит… — попытался задержать меня Тан, но я упрямо тянулась прочь от него. — Тебе не нужно… не сейчас…
— Тогда убирайся! — прикрикнула я.
Паника растекалась в груди ледяной бурей. Как будто кто-то впрыснул мне в вены азот, и теперь все во мне застывало не только снаружи, но и внутри. Шаг за шагом, шатаясь на негнущихся ногах, я подошла к Рогалику: он стоял спиной и не мог меня видеть, но отреагировал на шаги резким поворотом. Рука молниеносно схватила мое запястье, обвились, словно стальной браслет. Я невольно вскрикнула, попыталась было возмутиться — и наткнулась на его взгляд.
Совершенно серый пустой взгляд. Без тени каких-либо чувств, без привычных искорок веселья или злых молний, без всех тех сотен эмоций, в которых я добровольно тонула, пусть и боялась себе в этом признаться.
— Рогалик? — потихоньку позвала я. Попыталась высвободить руку, но он сжал еще сильнее. До боли, до моих слез.
— Маа’шалин, это не он! — Тан втиснулся между нами, попытался оттолкнуть от меня брата, но лишь напоролся на крепкую оплеуху.
Граз’зт отпустил меня — и они с Таном сцепились, словно дикие собаки. Я мотала головой, пыталась вразумить хотя бы кого-то, но они вряд ли слышали меня: просто с остервенением лупили друг друга, то оказываясь сверху, то подмятыми под соперником. В конце концов их разнял Хадалис. Пока семенившая за ним лекарка, причитая и поминая всех местных богов, пыталась сделать вид, что моя разбитая голова занимает ее больше, чем колотящие друг друга наследники престола, Крылатка оттащил в сторону Тана, и встал между близнецами, словно буфер. Я поблагодарила его взглядом.
— Это больше не Граз’зт, — подтирая хлещущую из носа кровь, бросил Тан.
— Это очень даже я, — огрызнулся Рогалик.
Боже, ну наконец-то! Я едва не грохнулась в новый обморок от облегчения. Но, как оказалось, моя радость была слишком преждевременной.
— Просто мыслю, как никогда трезво и ясно, — прибавил он. Почему изо рта моего родного белобрысого задиры раздается этот мертвый холодный голос? Неестественный и совершенно чужой. — И я очень в ладу со своей головой, братец, если вдруг ты решил, что теперь у тебя нет конкурента.
— Ты неадекватен, — бросил Тан. — Иначе никогда бы не сделал ей больно.
— Кому «ей»? — Взгляд Граз’зта придирчиво скользнул по заднему двору, остановился на мне, и я впервые увидела то, чего не видела в нем никогда прежде — неподдельную брезгливость. Как будто он смотрел на какое-то склизкое насекомое, достойное участи стать мокрым местом под его тяжелым ботинком. — Уродливой девчонки? Кто она? Откуда взялась?
Я сглотнула и неуклюже завалилась на бок. Наверное, так бы и упала, но лекарка, прищелкивая языком, подставила мне плечо. Сейчас мне было все равно, что она видит мое истинное обличие, что перчатки на моих руках почему-то истлели и больше ничего не скрывает мои кхистанджутские орнаменты.