Сердце убийцы
Шрифт:
— Блядь! — Я тихо ругаюсь, когда мой член набухает в кулаке, моя рука хватается за верхнюю часть стены рядом со мной, чтобы не упасть, когда мои бедра напрягаются, и я дергаюсь вперед, сдерживая стоны удовольствия, когда мой член извергается с облегчением, в котором я так сильно нуждался. Больше всего на свете я хочу прямо сейчас оказаться внутри нее, наполнить ее своей горячей спермой, а не выплескивать ее в унитаз, но именно в этот момент облегчение от оргазма настолько велико, что мне почти все равно.
Я продолжаю поглаживать его до конца, чувствуя, как он набухает
И тут, конечно, приходит ясность, как будто в меня врезается грузовик.
Какого хрена я делаю?
Это ниже моего достоинства. Она должна быть ниже меня, и не так, как я себе представлял. Мне не нужно фантазировать о женщинах, которых мы используем для поимки своих жертв, и трахать их. Я гребаный идиот, что позволил ей забраться мне под кожу, и все, что я могу сделать, это надеяться, что никто не видел, как я ворвался сюда в таком состоянии, и не слышал меня, потому что это чертовски неловко.
Я засовываю член обратно в штаны и, стиснув зубы, застегиваю молнию. Мне нужно трахнуться, и как можно скорее, потому что ясно, что я схожу с ума.
Мой телефон вибрирует в кармане, заставляя меня вздрогнуть, когда я выхожу из кабинки. Едва я успеваю вымыть руки, как он запускается снова, на этот раз настойчивая вибрация от того, что кто-то ждет моего ответа, и я достаю его из кармана, выходя в вестибюль.
— Алло? — Я поворачиваюсь в сторону бара. Мне нужно выпить чего-нибудь покрепче, может, дважды. На самом деле, если бы у меня не было Лидии наверху и работы, которую нужно было выполнять, я бы, наверное, напился до бесчувствия, просто чтобы стереть воспоминания о том, что я только что сделал, из своей головы.
— Волков. Сейчас неподходящее время?
Да, вот что я хочу сказать. Владимир, мой босс, абсолютно последний человек, с которым я хочу сейчас разговаривать. Но, конечно, я не могу этого сказать, потому что, если он звонит мне, значит, есть причина, по которой он хочет поговорить.
Я просто надеюсь, что она не плохая.
— Вовсе нет, — мягко отвечаю я ему, опускаясь в одно из мягких кресел в вестибюле и с тоской поглядывая в сторону бара. С каждым мгновением чувствуя, что я от напитка все дальше и дальше.
— Я ничего не слышал о тебе с тех пор, как ты уехал этим утром. — Голос Владимира холодный и ровный, ни в малейшей степени не выдает того, о чем он, возможно, думает. — Все в порядке?
— У нас все в порядке. Здесь нет проблем. — Я опускаю попытки убедить Лидию, ему не нужно знать, и, в любом случае, я сомневаюсь, что он ожидал, что разговор пройдет идеально гладко. Важен результат.
— Девушка согласилась на соглашение с Гришей?
— Да. Была небольшая загвоздка, но… — Я колеблюсь, думая, как это объяснить. — Я с ней договорился.
— В чем загвоздка? Какие условия? В голосе Владимира начинает звучать раздражение. — Я знаю, ты предпочитаешь
— Она порвала с ним этим утром, — говорю я категорично, прерывая его. — Прежде чем я добрался до нее. Она узнала, что он женат.
— Так она не знала?
— По-видимому, нет. — Я вытираю рот рукой, все больше и больше ощущая потребность в алкоголе. — Его жена появилась в его московской квартире, когда Лидия была там. Она отреагировала… плохо.
— Но она согласилась вернуться?
— После некоторого убеждения, да.
— И ты веришь, что она продолжит в том же духе?
— Да. — Я вздохнул. — Я дал ей понять, что у нас есть право заморозить ее счета, если она откажется. У нее есть…
— Больная бабушка. Да, я знаю. Эту бабушку лучше всего держать в узде? Верно?
Я сразу же жалею, что рассказал Владимиру, но, в конце концов, это не имеет большого значения. Он бы так или иначе обо всем догадался, у меня нет информации, в которую он не был бы посвящен, по большей части. Есть причина, по которой репутации Владимира опасаются далеко за пределами нашего собственного синдиката.
— Да, но это очень осторожная линия, по которой нужно ступать. Она не из тех женщин, которых легко напугать. Она жесткая, и она заключает жесткую сделку...
— Осторожнее, Волков. Я начинаю думать, что тебе нравится эта Лидия. Возможно, это слишком много для работы, с которой ты должен справляться беспристрастно.
— Дело не в этом.
— Какую сделку ты заключил с ней? Я не санкционировал…
Черт. Я знал, что Владимир будет не в восторге от этой части ситуации.
— Я согласился перевести десять тысяч на ее счет за сотрудничество. Она хочет отправить его своей бабушке.
— Девушка торговалась за десять тысяч рублей? Может быть, она менее умна, чем ты, кажется, думаешь, Волков…
— Десять тысяч долларов.
На другом конце провода повисает долгое молчание, от которого даже мое сердце учащенно бьется в груди. Я полностью осознаю, какой властью обладает мой босс. Если он решит, что я плохо справляюсь с этим или что кто-то другой лучше подошел бы для этого, он может отстранить меня от этой миссии в одно мгновение. Он мог приказать убить меня и заменить или доставить обратно в штаб-квартиру, что в некотором смысле могло быть худшим из двух вариантов. Я видел, на что способны силовики Владимира, и нет вселенной, в которой я хотел бы, чтобы их инструменты применялись ко мне.
Эта странная, глубоко укоренившаяся потребность защитить Лидию снова поднимает голову и напоминает мне о совершенно другой причине сдерживать свое желание к ней. Если я упущу из виду общую картину, позволю любым чувствам, которые могут у меня возникнуть, затуманить мои суждения, я могу подвергнуть опасности не только себя, но и ее. Она будет лучше защищена, если я буду тем, кто с ней разберется. Вряд ли кто-то другой был бы таким нежным или понимающим. Они, конечно, не были бы так осмотрительны в своем желании к ней.