Сердце ведьмы даром
Шрифт:
– И наше Вам с кисточкой, с пальцем и с огурцом, – утвердительно кивнув, припомнила я приветствие древних.
Нирочка раритет весьма уважала и потому особенно трогательно к нему относилась.
– Только не надо за огурцы! – на удивление мне возмущённо прошипела смотрительница. – Я сегодня даже позавтракать не успела, пока своих сорванцов собирала, ни минуты о себе подумать не нашла. А голод, сама понимаешь, – не тетка, пирожка не поднесет.
– Ну мы – не голод, мы к Вам с обедом, – в радостном предвкушении
– В то, что ты с обеда, я уже поняла, вон как сияешь сытой мордой. Не раздражай, болезная, а то я когда голодная, страсть какая недобросердечная.
– Только не надо за сердце! – воскликнула уже я с теми же интонациями, что и смотрительница библиотеки минутой ранее. – Мне сердечности и от профессора Глэдимса досталось по самую маковку. А то, что ты голодна, я ещё с порога заметила. То-то глаза так алчно меня взглядом окинули!
– Да кому ты нужна, скелет в одежках! Было б чего с тебя взять! Я на тебя так посмотрела, потому как слухи по академии расползаются, будто ходят в твою комнату ночами одни адиозные личности.
– В мою комнату ночами только одни грандиозные личности ходят – это я, я и ещё раз я. Нирочка, ты совсем с голодухи маешься, уже и слухами подпитываться начала?
– Э неее, фитюлька ты горемычная!.. А ну говори, на какой ляд ты с этим бешеным связалась?! – милая Нирочка в сердитом настроении никогда на слова не скупилась, только на комплименты.
Нет, Нирочка в общем-то в принципе никогда не скупилась, она была дамой великодушной и безвозмездной, но в сердитом состоянии особенно.
– Да про что речь? – над головоломками Нирочки я сейчас не готова была изощряться, мне головомойки у Глэдимса хватило.
– Вот вечно ты так! – обвинительный палец уткнулся мне в переносицу. – Я к тебе – с прямым разговором, а ты – косыми зигзагами в кусты.
– Знаешь, моя дорогая, давай мы, все же, сначала поедим, там и тетка Ыгая уже расстаралась, а после, на сытые нервы, обсудим всех одиозно-грандиозных личностей, которые об мою комнату свои фигуры обтирают.
И взяв под приятно объемные локотки эту милую женщину, я увела ее в чайную комнату, выставив сигнальный звонок на стойку с формулярами.
– Ну! – громыхнула Нирочка, когда все нужные складочки ее пищевода, желудка и кишечника были до состояния благой пресыщенности заполнены перевариваемой пищей.
– Что ну? – Когда я сытая – я сущая флегма, и никакие любопытствующие смотрительницы библиотеки своим нуканием не способны вывести меня из состояния абсолютно невозмутимого равновесия.
– Ма-ли-на! – прорычала коллега.
– Тю! – не сдавалась я. – А говорила, что когда голодная, страсть какая недобросердечная!.. Да ты и сытая не особо приветливая.
– Я этого и не отрицала, – улыбнулась хищным оскалом Нирочка.
И я все поняла!
Поняла так кристально
Жутко-жутко страшно!
Нет беды страшнее, чем неудовлетворенная женщина!
Нет, и никогда не будет!
Такая вот, с оскалом похуже любой твари Пустоши, пустит под откос все: стремления, рабочие отношения, эфимерные ценности, государственные устои – лишь бы только знать, чувствовать наверняка и быть оттого удовлетворенной.
Правда и это состояние не гарантирует безопасности от женского любопытства.
Мне сейчас нужно было либо тикать отсюда, и желательно подальше, либо колоться.
Тикать было можно, но сложно, в силу рабочих обязательств, а вот колоться не хотелось никак, там же сто тысяч вопросов последуют и в два раза больше предположений, одно страшнее другого.
В общем, по-моему, выбор стал очевиден…
Глава 12. Малина Стэр
– Стоять! – коварная Нирочка пресекла мои действия прежде, чем они смогли осуществиться.
Я обернулся со взглядом святейшей невинности и с невозмутимым лицом принялась собирать посуду после нашего трапезничания.
Тут же подскачила сердобольная тетка Ыгая, повыхватывала у меня все черепки и столовые предметы, и я опять осталась гол, как сокол, перед алчащим взором смотрительницы библиотеки.
Великая Степь, создательница и благодетельница ты всех живых и падших, не дай пропасть так глупо и обидно!
– Линка, – по которому кругу начала свою требовательную песнь Нирочка, – ты когда на работу в библиотеку пришла устраиваться, кто тебе помог?
– Волей Великой Степи все сладилось, – смиренно и с огромнейшим благоговением в голосе проговорила я, точно зная, что против святыни моя коллега ни в жизнь ничего уничижительного не скажет: Великая Степь – это Великая Степь для каждого жителя нашего континента.
– Истины слова твои, – подхватила с завидным послушанием смотрительница. Склонила голову в уважительном поклоне к высшим силам и материям, о чем-то своем задумалась, пошептала и распрямилась.
Нефритовый взгляд из мягко-покорного со скоростью мгновения перешёл в пронзительно-острый.
– А когда твоя соседка, школопендра белобрысая, тебе все вещи до единой попортила и на общее ухихикивание выставила, кто тебе плечо помощи подставил?
– Волей Великой Степи ко мне многие с добром повернулись: домовики, домовушки, да чего уж говорить, весь светлый народ за меня встал, даже магини с чистыми помыслами нашлись…
– Да с душонкой мстительной они нашлись, а не чистыми помыслами, – тут же включилась в предложенный мной разговор коллега.
– Чистые помыслы честной мести не помеха, – я продолжала рассуждать вслух о других, потому как про них говорить завсегда проще, нежели свою фигуру рассматривать.