Сердце великана
Шрифт:
— Как ты догадался? — спросил я.
— Чего догадался, Адам?
— Как ты догадался, что я сказал. Ты не мог меня слышать.
Антон довольно хмыкнул. Да ты это всегда на тренировках говоришь. Любой «тупарик» догадается.
— Тупарик, ты у нас конечно знатный, — сказал я зло. Сленг Тохи меня иногда раздражал. И жалко мне его не было. Доигрался. Нет, ну надо же.
Я снова потащил груз. Тотчас услышал, как он вздохнул.
— Просить тебя пристрелить меня, полагаю бесполезно? — спросил он. Я тащил его уже битый час, а он
— Угадал, — буркнул я. — Где мы такого второго хохмача найдем? «Господин назвал меня первой женой!» «Закрой, в общем, личико, Гульчатай!».
— Я не просил тебя, за мной лезть.
Тон у него был с огромной досадой. Мешком досады, на меня, на инопланетян, на всю Вселенную.
— Не просил, — подтвердил я невозмутимо. — Нас вообще ни о чем не просят. Мы — камикадзе. У камикадзе ничего не спрашивают.
— Я все ждал, когда ты начнешь.
— Не дождешься, — оборвал я также зло.
Понятно, что он имел в виду. Тоха хотел, чтобы я спросил, зачем он это сделал. Но я все не спрашивал. Уже час.
Минут десять мы провели в полном молчании. Только мое дыхание, когда я его через бурелом тянул. Бог знает куда. Найти бы какую-то широкую поляну, куда вертолет мог бы сесть. Разжечь костер, ну и по инструкции пускать ракеты. Каждый час. Но надо с начало переждать ЯО. Саурон уже далеко. Вряд ли нас достанет. Может тряхнет слегка. До побережья сотня км. Вряд ли он доберется до него.
— Мне мишку стало жалко.
Я остановился опять. Чего он несет, чуваш недорезанный?
— Чего? — спросил я, наклонив голову. Опять хохмачит? И это в его положении парализованного. Поистине, горбатого могила только исправит.
— Мишку жалко стало. Увидел внизу перед атакой. Целая семейка медведей. Их же заодно ньюкнуть. Пойми, Адам. Это наш российский медведь.
Я присел отдохнуть. Ну и поговорить по душам, пока сидим. Присел на поваленное бревно, достал фляжку с водой.
— Давно в Гринпис вступил? Пить хочешь?
— Ага. Вусмерть!
— А что молчишь тогда? Думал не дам?
Тоха виновато моргнул глазами. Двинул плечами, судя по тому что он мог ими пошевелить, дело было не полный капец. Может еще на протезах механических походит.
— А фиг тебя знает. Может не дал бы, — сказал он.
— Идиот, — обозвал я его. И подойдя дал ему попить. Вволю.
— Сенькю. Губы не вытрешь?
Я хмуро оглядел его. Он все еще злил меня.
— Головой шевелить можешь?
— Ага!
— Потрись об рукав.
Я подставил ему рукав. Но Тоха покачал головой.
— Сойдет. Я пошутил.
— Я тоже, — ответил я. — Ладно поехали, боец радуги.
— Чего?
— Это судно Гринписа, которое было затоплено французскими спецслужбами, — объяснил я, возобновляя движение.
Тоха встрепенулся:
— Слушай, а хорошая кликуха для новичка? Боец Радуги! Я бы сам взял даже. Романтично, до чертиков!
У Тохи уже была кличка. У всех фей клички есть. У меня поначалу была Предатор.
Через полчаса мы наконец добрались до поляны, которую я обнаружил при помощи карты. Но поляна была уже занята. И как раз теми, о ком Тоха говорил: медведями!
Взрослая самка с медвежатами. Довольно большими уже.
— Ну вот. Спасенные тобой мишки, — заметил я.
Отпустил плащ и стянул с плеча винтовку. Тяжелую крупнокалиберную винтовку с укороченным стволом, но страшно мощную. Вольфрамовый сердечник, реактивная пуля. В боковой проекции, даже танк может пробить. Убийственная вещь. Спец-оружие фей-камикадзе.
— Ты чего?!
Тоха почти крикнул.
— Пугни ракетницей. Не смей убивать наших мишек!
На секунду у меня появилось желание поиздеваться на Тохой и сделать вид, что собираюсь стрелять. Но отчаяние в его голосе было настолько серьезным, что я не посмел. Того и гляди он попытается подняться.
От шипящей и искрящей ракетницы медведи действительно дали деру. Я потянул лямку дальше, выбирая удобное место в «отвоеванном» у зверей пространстве.
— Ты знаешь почему у нас медведи меньше, чем американские? — спросил Тоха. Болтал он уже без умолку, пока я собирал хворост и разводил огонь.
— Ну? Почему?
— Они лосося там жрут. Тонны лосося за сезон сжирают. Семга, кета там нерестится. Вот и вырастают здоровые. Гризли их называют. До тонны могут вырасти. А наши мелкие. Такой жратвы как у американских у наших нету в тайге.
— Надо же, — заметил я, деловито раздувая костер. — Значит и у медведей та же хрень, что и у людей.
— В смысле? — спросил он, подозрительно. Не зная, издеваюсь я над его словами. По моему тону люди обычно не догоняют, шучу ли я, или говорю серьезно. «Разговариваешь невозмутимо, как Чинганчкуг», сказал однажды Тоха. «Не поймешь, что у тебя на уме».
— Я был пару раз в Америке. До пришельцев, конечно. У них очень много толстых. Вообще все вокруг толстые. Более, менее. Проблема ожирения там была на первом месте.
— А, ты про это. Я не был в США. Не довелось. А в кино у них худых много. Странно.
— Ничего странно, всех худых они в кино снимают. Наверное, проблема, найти массовку была.
Тоха захохотал. Заливисто. Как мальчишка в кино, на комедии.
Я закончил с костром. Достал рационы и покормил Тоху. С ложки, как младенца. Затем завел пружину таймера, расставил сигнализацию от зверья. Намазал, и себя, и Тоху кремом от комаров. Блин сколько дел на природе приходится делать, которые мы дома не замечаем. И наконец сел отдохнуть. Солнце было уже высоко.