Сердце волка

Шнайдер Анна

Раздался щелчок, а следом император вытащил наружу увесистый томик. Подошёл к дивану, на котором сидел Эдди, переместил мальчика себе на колени и наконец обратил внимание на меня.

— Иди сюда, Рональда, — он похлопал ладонью по сиденью рядом с собой. Пожалуй, непозволительно близко, и если я, не обладающая худыми бёдрами, туда сяду, это будет не очень прилично. — Не спорь.

Да, именно эти холодно-повелительные нотки я слышала пару раз в голосе Грэя. Значит, вот у кого он их отхватил…

Закусив губу, я приблизилась и села рядом с Эдигором. К моему

облегчению, расстояние между нами всё-таки осталось. Толщиной с палец, но это лучше, чем ничего. Элфи, не отходивший от меня всё это время, улёгся внизу, под ногами.

— Дедушка-а-а, — подёргал императора за рукав мальчик, — а много здесь таких… м-м-м…

Эдди явно не мог подобрать слово, поэтому Эдигор решил ему помочь.

— Потайных отделений?

— Ага.

— Достаточно. Там хранится в основном то, что касается членов императорской семьи — альбомы с рисунками, письма, дневники. Это, — он похлопал по книге, — альбом с рисунками. Принцесса Лемена, моя племянница, вышедшая несколько лет назад замуж за Повелителя тёмных эльфов, всегда любила рисовать. И здесь есть кое-что, что я хочу показать в первую очередь тебе, Эдди.

Интересно, каким образом альбом дочери родной сестры императора может иметь отношение к мальчику?

Впрочем, размышлять о подобной странности мне не пришлось. Эдигор открыл альбом, причём попал сразу на нужную страницу — то ли точно знал, где находится тот самый рисунок, то ли долго тренировался.

С пожелтевшего листка бумаги на нас смотрела девушка лет двадцати. Она была невероятно красивой. Вьющиеся светлые волосы, кокетливый мягкий локон, падающий на лоб, румяные щёки — но румянец не вульгарный, а нежный — тонкая белая рука, касающаяся подбородка, голубые глаза.

Девушка смеялась. И смеялась так живо, что казалось, она сейчас сойдёт с листка бумаги и помчится по лестницам и коридорам замка.

— Это Лил, Эдди. Твоя мама, — тихо сказал император.

Я, прикрыв на миг глаза, усмехнулась.

Ребёнок молча рассматривал портрет, и на его лице не отражалось никаких эмоций после сказанных Эдигором слов. Возможно, он просто не понимает до конца?

— Которая ушла? — наконец спросил мальчик.

— Умерла, — поправил его император.

— Ари говорит, умерла — значит, ушла, и больше не вернётся.

— Ари верно говорит. Твой папа не показывал тебе портретов Лил, потому что ему было плохо и больно, когда она ушла. Хочешь, я расскажу тебе, какой была твоя мама?

Эдди кивнул, не медля ни секунды.

— Она была доброй и великодушной. Любила музыку, играла на нескольких музыкальных инструментах и прекрасно пела. Они с твоим папой выросли вместе и полюбили друг друга ещё в далёком детстве, собирались пожениться, когда вырастут, — по губам Эдигора скользнула мимолётная улыбка. Видимо, он вспомнил прошлое, когда мальчик и девочка, путешествующие пешком под стол, вдруг заявили, что когда-нибудь поженятся. — Взрослые смеялись, но со временем Грэй и Лил не изменили своего решения.

Я заметила, с какой затаённой болью император смотрит на портрет. Конечно, ведь он тоже наверняка

хорошо относился к этой девушке, выросшей вместе с Грэем. И переживал за обоих.

— Она меня любила? — Я вздрогнула, услышав этот вопрос из уст Эдди. И судя по его негромкому, но твёрдому голосу, ответ на него был действительно важен для мальчика.

— Конечно, Эдди. Она очень тебя любила.

«Так любила, что отдала свою жизнь взамен на твою», — подумала я, невольно вспомнив о собственной матери. Может быть, Прайма любила меня хотя бы в то время, когда я ещё сидела у неё в животе? Наверное, ответ на этот вопрос я никогда не узнаю.

Да и не надо.

Эдди вдруг повернул голову и посмотрел прямо на меня. Так серьёзно, как смотрят взрослые люди — спокойно, испытующе, пытаясь понять что-то очень важное.

А потом сказал нечто такое, от чего я окончательно растерялась.

— Она — мама, которая ушла. Ты — мама, которая вернулась.

Перед глазами у меня помутилось. Эдди протянул руки и обнял меня за шею, а я крепко прижала его к себе, силясь понять последние слова мальчика, и не зная, что теперь делать.

Я подняла голову и беспомощно посмотрела на императора. Я думала, Эдигор будет недоволен — мне казалось, он затеял этот разговор для того, чтобы Эдди осознал свою ошибку и перестал называть меня мамой. Но кажется, я ошиблась.

Император, глядя на нас, улыбался спокойно и ласково.

— Ваше величество… — прошептала я, даже не представляя, что хочу сказать.

— Не лишай его такой возможности, Рональда, — произнёс Эдигор негромко, а потом рассмеялся и дотронулся до плеча Эдди. — Повезло тебе, да? У всех одна мама, а у тебя две!

— Ага! — ответил мальчик, отрываясь от меня и оборачиваясь к Эдигору. — Дедушка, я есть хочу!

Улыбка императора стала шире.

— Я тоже, Эдди. Как ты относишься к тому, чтобы пообедать прямо здесь? — дождавшись кивка, мужчина дотронулся до амулета, висевшего на груди, и громко сказал: — Тадеуш, распорядись, пожалуйста, принести обед в библиотеку. Сектор Д. Побольше овощей и фруктов, и обязательно десерт.

— Слушаюсь, ваше величество, — отозвался чей-то голос.

Не прошло и десяти минут, как в библиотеку зашли две служанки в сопровождении строгого мужчины средних лет с благородной проседью в волосах. Расставив на столе несколько блюд с крышками и кувшины, девушки поклонились и поспешили прочь. Мужчина же задержался.

— Ваше величество… — Он немного замялся, наблюдая за Эдди, который с воодушевлением принялся открывать крышки и заглядывать в кувшины, принюхиваясь.

— Да? — кивнул император, тоже наблюдая за мальчиком. — Говори, Тадеуш.

— Дело в том, что вас ищет его высочество принц Интамар.

Взгляд Эдигора на миг остекленел.

— Где он сейчас?

— В покоях принцессы Дженны.

— Передай ему, — император вздохнул, — чтобы ждал меня в малом рабочем кабинете. И найди Ратташа. Он должен проводить домой наших гостей. Через сорок минут пусть спустится на первый этаж, к парадному входу.