Сердце Ворона
Шрифт:
Кто-то из варлийцев крикнул «Чайн Шада!», и толпа подхватила:
— Чайн Шада! Чайн Шада!
Шум нарастал. Горцы молчали. Протрубил рог. Бой закончился. Гримо победил.
С дальней стороны на помост ступила высокая фигура в темно-серых штанах. Из-за пояса свисало полотенце.
Гримо хмуро посмотрел на него:
— Пришел получить урок?
— Возможно, попозже, — ответил Чайн Шада, подходя ближе.
Горец сжал кулаки, но чемпион не обратил внимания на этот угрожающий жест. Вытащив полотенце, он сказал:
— Позвольте взглянуть на ваш глаз. — Варлиец осторожно вытер кровь. — Надо
Толпа недовольно зароптала. На помост полетели объедки и прочий мусор. Кто-то даже швырнул пивную кружку.
Теперь недовольный ропот пронесся уже по толпе горцев, и тут же отдыхавшие до этого солдаты выстроились в шеренгу, вскинули мушкеты и навели их на зрителей.
— Трус! Дерись с ним! — выкрикнул кто-то из толпы. — Можете идти? — спросил Чайн.
— Да, но недалеко.
На помост поднялись темноволосый юноша и рыжеволосая женщина.
— Давай-ка я уведу тебя отсюда, Гримо, — сказала жен-
— О, Мэв. Ты не будешь меня ругать?
— Не сегодня. Ну же, пойдем домой. — Она взглянула на Чайна Шаду. — Спасибо за доброту, сир.
Чайн улыбнулся. Похоже, слова благодарности дались ей не без труда. Возможно, она предпочла бы проползти голой по битому стеклу.
— Я к вашим услугам, госпожа. И прослежу, чтобы он получил награду. — Запущенная кем-то подушечка ударилась в спину чемпиона. — Но пожалуй, вам лучше уйти прямо сейчас. Положение выходит из-под контроля.
Затем, так же внезапно, как и поднялся, шум начал стихать. Зрители, сидевшие на скамьях варлийского сектора, стали поворачиваться к северу, в сторону леса. В наступившей тишине было что-то почти сверхъестественное.
— В чем дело? — спросил темноволосый юноша.
Чайн Шада пересек усеянную мусором арену и, поговорив с одним из служителей, вернулся к женщине, все еще поддерживавшей одноглазого бойца.
— В лесу нашли убитую варлийскую девушку, — сообщил он.
Галлиот Приграничник мог охарактеризовать себя как прагматичного человека. У него не было никаких идеологических убеждений, хотя он мог вполне убедительно отстаивать доминирующую в данный момент политическую точку зрения своего начальства; не было религиозной веры, хотя он каждую неделю исправно посещал церковь, пел в хоре и занимал пост почетного дьякона. Система верований Галлиота, если таковая существовала, основывалась на поддержании статус-кво: всё-на-своем-месте.
Когда люди исполняли законы, установленные Мойдартом, дела шли хорошо. А когда дела шли хорошо, работать было легко, и в жизни Галлиота царило согласие. Принципы добра и зла занимали мало места в мировосприятии Галлиота, разве что добро поддерживало баланс, позволяя обществу функционировать в соответствии с установленным временем образцом, а зло сеяло раздоры, смуту и анархию.
Короче, Галлиот был политическим животным. Сталкиваясь с небольшим злом, он принимал во внимание «картину в целом». Именно этим он сейчас и занимался.
Стоя в круге света, отбрасываемом фонарем, и глядя на труп Чары Бард, Галлиот не испытывал согласия с собой и миром. И не только потому, что девушка была мертва, но и потому, что ее смерть могла — если только он не будет действовать с величайшей осторожностью и умением —
Перед телом стоял на коленях маленький аптекарь Рамус. По другую сторону от тела в такой же позе застыл капитан Мулграв. Шею девушки все еще обвивала веревка, ее лицо потемнело и распухло, рот и глаза были открыты. Когда Чару Вард обнаружили висящей на веревке, привязанной к суку дерева, Галлиот испытал раздражение. Последуют вопросы, придется оформлять бумаги. Почему в лесу не было патрулей? Почему его люди не видели, как девушка вошла в лес? Однако сам случай представлялся вполне ясным и очевидным. Девушка, вероятно расстроенная чем-то, пришла сюда с веревкой и повесилась. Через день-два все успокоится.
Но сейчас до покоя было далеко. И все из-за вмешательства маленького аптекаря. Капитан Мулграв оглянулся на собравшуюся за веревочным ограждением толпу.
— Пожалуйста, уберите отсюда этих людей, — сказал он, обращаясь к Галлиоту.
Приграничник подозвал солдат и отдал необходимый приказ. Зевак отодвинули, хотя многие и ворчали.
Мулграв поднес к телу фонарь, а Рамус принялся осматривать руки жертвы. Чара Вард была хорошей девушкой, умной, добродушной, живой. Теперь она стала проблемой. Галлиот подошел поближе.
— Нет никаких свидетельств того, что она не влезла на дерево и не повесилась, — сказал он. — Вы согласны со мной, аптекарь?
Рамус поднял руку девушки и указал на ладонь:
— Ствол дерева покрыт лишайником и мхом. Кора, как видно, подгнила. Но у нее на ладони нет никаких следов, а если вы осмотрите ствол, то не обнаружите ни единой царапины.
Заметив, что глаза Чары Вард все еще открыты, Рамус осторожно закрыл их.
— У вас— зрение получше моего, капитан, — сказал он Мулграву. — Посмотрите на ее ногти. Что вы видите?
Мулграв взял безжизненную руку и присмотрелся:
— Похоже, это кровь.
Аптекарь перенес внимание на нижнюю часть тела и поднял тяжелую юбку.
— Эй, что это вы собираетесь делать? — спросил Галлиот. Рамус не ответил, но отвернул нижнюю рубашку Галлиот повернулся спиной к телу и приказал солдатам сделать то же самое. Не будь здесь Мулграва, он остановил бы этого аптекаря, даже если бы пришлось применить силу.
К несчастью, за безопасность отвечал именно Мулграв, а им Галлиот командовать не мог. Капитан же, похоже, не имел ничего против этого отвратительного обследования. — Можете повернуться, — сказал Рамус. — Расследование закончено. — И что же вы установили, если не секрет? — спросил Галлиот, стараясь не выдать злости. — Крови мало: вероятно, девушка была девственницей. Перед тем как убить, ее изнасиловали.
— Согласен, — сказал, поднимаясь, Мулграв. — Под деревом видны глубокие отпечатки. После изнасилования ее задушили, а потом повесили.
— Как вы пришли к такому заключению? — осведомился Галлиот. — Почему ее сначала задушили?
Мулграв отошел от тела.
— Маловероятно, что у насильников была заранее заготовлена веревка. Предполагаю, она дралась, защищая свою честь, и была убита. Убийца — или убийцы, — поняв, что они натворили, постарались скрыть следы преступления. Принесли веревку, накинули ей на шею петлю и повесили, создав видимость самоубийства.