Сердце Запада
Шрифт:
Но мужчины не были безгрешными, они не были богами. А лишь мужчинами. И женщина...
Если глупая женщина чересчур много думала, то начинала сомневаться в том, истинны ли древние заветы, а когда такое случалось, она становилась ни, предательницей своих предков. Предательницей самой себя.
Джере шевельнулся. Его рука скользнула по одеялу с узором из звездочек и опустилась на колени Эрлан, разжала её сцепленные пальцы и взяла одну ладонь. Сердце китаянки глухо забилось. Тем не менее она не двинулась
Большим пальцем Джере нарисовал
– Нас может поженить окружной судья, когда в следующий раз будет здесь проездом.
Судьба Эрлан представляла собой наполовину очерченный круг. Она знала, что должна делать, но все же продолжала испытывать неуверенность в принятом решении. В другой жизни, в другом месте им, предназначенным друг другу, без сомнения, не пришлось бы расставаться.
– Я никогда не выйду за тебя, – произнесла Эрлан.
На лице Джере отразилось все, что было в его сердце: любовь, отчаяние и неугасимый проблеск надежды.
– Почему ты говоришь «никогда»? Сейчас никто и ничто не может помешать тебе быть со мной.
Эрлан наполнила легкие воздухом и выдохнула его вместе с болью.
– Китайцам законом запрещено вступать в брак с фон-квеями.
Твердые пальцы крепче сжали её запястье.
– Ни один закон не помешает мне вручить себя тебе перед Богом.
Эрлан вырвала руку.
– Твой глупый бог ничего для меня не значит, и моя судьба не здесь, не с тобой. Я должна вернуться в свой лао-чиа. И если ребенок, которого я ношу, окажется мальчиком, он тоже должен вернуться, чтобы найти свою судьбу среди своего народа, рядом с могилами предков. Я принадлежу Сэму Ву до моей смерти, не до смерти мужа. И мой долг — вернуть его кости на родину, чтобы упокоить его душу. По всем этим причинам и не только я никак не могу стать твоей женой.
Губы Джере изогнулись в кривой улыбке, но глаза цвета дождевой воды заблестели от влаги.
– Ты так и не сказала, что не любишь меня. Эту причину ты не назвала.
Он снова взял руку Эрлан, нежными поглаживаниями выманивая ее любовь.
– Ты поцелуешь меня, Лили? – спросил он. – Хотя бы поцелуя не вынуждай меня ждать тысячу лет.
Его губы были даже мягче и теплее, чем казались. И идеально подходили к ее.
* * * * *
Снаружи на веранде на качелях из деревянных дощечек сидела Ханна Йорк и наблюдала, как луна стремительно катится по ветреному небу. После жаркого и пыльного дня ночь щекотала и покалывала как шампанское.
Отсюда миссис Йорк видела похожие на виселицы пустые коперы серебряной шахты «Четыре Вальта» и горящие у шахтного ствола факелы. В воздухе разнесся пронзительный звук свистка, оповещающего об окончании смены. Через несколько минут мужчины с забрызганными грязью сапогами и надвинутыми на лоб шляпами пройдут мимо ее ворот. И одним из них будет ее мужчина. Сегодня он непременно придет. Если Дрю услышал, что его брат ранен и лежит в ее доме, то непременно придет.
Он и прежде заходил не каждую ночь, а в последнее время и вовсе не появлялся. Три года она любила Дрю Скалли
Сегодня вечером Ханна нарядилась с особым тщанием, облачившись в полосатое сиреневое платье из индийского шелка с отделанными темно-фиолетовыми оборками рукавами. Юбку украшали глубокие складки, по форме напоминающие органные трубы, а сзади – турнюр с каскадом оборок, ниспадающих до земли. Лиф был декорирован изысканным жабо из плиссированного белого швейцарского муслина. Это было платье леди, и в нем Ханна чувствовала себя таковой.
Но под низ, на случай, если Дрю останется на ночь, Ханна натянула тончайшие фильдеперсовые чулки и отделанную кружевами алую нижнюю юбку с подходящими по цвету сорочкой и шелковыми панталонами.
Дрю обязательно придет сегодня вечером. А когда наконец покажется, она заставит его понять, что не является навязчивой и требовательной возлюбленной, которую он видел в последний раз. Настоящая Ханна — невзыскательная женщина легкого поведения, живущая по принципу «возьми его или брось». Женщина приятная и развязная, с которой легко остаться, поскольку от нее легко уйти.
Легко уйти... Миссис Йорк чувствовала скручивающую и сжимающую боль в груди всякий раз, когда думала о глупой ошибке, допущенной во время их последнего свидания. Ошибке, которая прогнала Дрю прочь и удерживала вдали от нее уже целых две недели.
Это случилось после любовных ласк.
После плотских утех Ханна никогда не залеживалась в постели. Она вставала, наливала себе выпить и курила сигарету — непристойные, неподобающие леди привычки, перенятые у бывших любовников. Ханна всегда отворачивалась от Дрю, пока не обретала уверенность, что держит в узде все проявления эмоций, доступные его взгляду. Ей не хотелось, чтобы Дрю увидел, как много он для нее значит. И не хотелось, заглянув ему в лицо, разглядеть, как мало значит для него она.
Но в тот последний раз она повернулась к нему слишком рано. И заметила беспокойство на осунувшемся лице и тревогу в глазах, полуприкрытых отяжелевшими веками. И слова сорвались с губ прежде, чем она сумела их сдержать:
– Что случилось?
– Это все проклятая вонючая шахта, – буркнул Дрю. Его задумчиво выпяченные губы напомнили ей, насколько он до сих пор молод. – Вот что, черт возьми, случилось.
– Почему бы тебе в таком случае оттуда не уволиться? – брякнула она, не подумав. Облегчение, что причиной его угрюмого вида стала вовсе не она, а «Четыре Вальта», лишило ее мозгов.
Дрю усмехнулся и прогнусавил, подчеркивая свой корнуэлльский акцент:
– Точно, Ханна, милая. Почему бы мне не бросить эту гнилую работенку и не заняться… а чем бы мне, кстати, заняться?
– Ты мог бы работать на меня. Например, мог бы заведовать отелем и ночлежками – стал бы основным управляющим моим имуществом. И я подумываю открыть еще один извозчичий двор в Радужных Ключах — у Змеиного Глаза работы больше, чем он способен выполнить. Мы могли бы взяться за это дело вместе, как партнеры. – «Могли бы пожениться» чуть не выпалила она, помоги ей Боже.