Сердце зимы

Джордан Роберт

– Разумеется, милорд, – успокаивающе промолвил Лопин. – Все будет так, как прикажет милорд.

– Точно так, милорд, – пробормотал Нерим своим похоронным тоном. – Милорд приказывает, мы подчиняемся.

Мэт заподозрил, что оба кривят душой, но если они подождут его и два-три дня, ничего плохого с ними не случится, а к тому времени уж всяко станет ясно, что он не придет. Если понадобится, Метвин и двое других солдат убедят их в этом. Эти трое всегда готовы идти за Мэтом Коутоном, но у них хватит ума не положить свои головы на плаху, с которой только что скатилась его голова. По какой-то причине Мэт вовсе не испытывал такую же уверенность, как Лопин и Нерим.

Олвер не слишком сильно расстроился из-за того, что придется

покинуть Риселле, Мэт опасался худшего. Мальчику об отъезде он сказал, когда помогал упаковывать пожитки, которые нужно было перенести в гостиницу. Вещи Олвера были аккуратно разложены на узкой кровати в маленькой гостиной, которая, когда в этих покоях жил Мэт, носила название комнаты уединения.

– Она собирается выйти замуж, Мэт, – говорил Олвер терпеливо, как будто объясняя ему, неразумному, нечто само собой разумеющееся. Открыв узкий маленький резной ларец, подаренный Риселле, – туда как раз поместилось длинное перо красного ястреба, – он со щелчком захлопнул крышку и спрятал его в кожаную суму. Эту суму он собирался нести сам. К перу мальчик относился столь же бережно, как и к кошелю, где лежало двадцать золотых крон и пригоршня серебра. – Вряд ли ее мужу понравится, если она будет продолжать учить меня читать. Мне, будь я ее мужем, не понравилось бы.

– Ох, – только и сказал Мэт. Риселле, приняв решение, действовала стремительно. О ее предстоящем браке с Генералом Знамени Йамадой публично объявили вчера, и свадьба должна состояться завтра, хотя по обычаю следовало подождать несколько месяцев. Может, Йамада и хороший полководец – Мэт о том не ведал, – но выстоять против Риселле и ее восхитительной груди у него не было ни единого шанса. Сегодня они осматривали виноградник на Холмах Рианнон, который жених купил в качестве свадебного подарка. – Я просто подумал, что ты хотел бы... ну, не знаю... взять ее с нами или что-то в этом роде.

– Мэт, я не ребенок, – сухо ответил Олвер. Завернув панцирь полосатой черепахи в полотняную тряпицу, он уложил сверток в суму. – А ты будешь играть со мной в змей и лисичек? Риселле нравилось играть, а у тебя все времени не было.

Одежду Олвера Мэт завернул в плащ, собираясь убрать сверток во вьючную корзину, но у мальчика в суме лежали запасная пара штанов, несколько чистых рубашек и чулки. И комплект игры в змей и лисичек, который смастерил для него умерший отец. Меньше всего хочется терять самое для тебя дорогое, а Олвер за свои десять лет потерял больше, чем многие люди за целую жизнь. Но он все еще верил, что в змей и лисичек можно выиграть, причем выиграть, не нарушая правил.

– Обязательно поиграю, – пообещал Мэт. Конечно, поиграет, только бы вырваться из города. Он уже нарушил предостаточно правил и заслужил выигрыш. – Позаботься о Ветерке, пока я не приду.

Олвер широко улыбнулся – улыбка и впрямь вышла очень широкой. Длинноногого серого мерина мальчик любил не меньше, чем игру в змей и лисичек.

К несчастью, еще одним человеком, который считал, похоже, что может выиграть в змей и лисичек, был Беслан.

– Сегодня, – прорычал он, расхаживая перед камином в гостиной Тайлин. Холод в глазах Беслана мог заморозить жарко пылавший в камине огонь, руки он крепко сжимал за спиной, как будто старался удержать их подальше от эфеса меча с узким клинком. Украшенные самоцветами цилиндрические часы на каминной резной полке пробили четыре раза, отмечая второй утренний час. – Предупредил бы хоть за пару дней, я бы придумал что-нибудь сногсшибательное!

– Мне ничего сногсшибательного не нужно, – сказал Мэт. От Беслана он вообще ничего не хотел, но немногим раньше тот случайно заметил, как Том украдкой проскользнул в конюшню «Странницы». Том отправился развлекать Джолин до вечера, когда Эгинин приведет сул’дам; он должен был успокаивать нервную Айз Седай и всячески умасливать ее, однако его визит в гостиницу можно было

объяснить кучей причин. Ну, может, и не кучей, поскольку гостиница битком набита Шончан, но уж три-четыре всяко нашлись бы. Только вот Беслану в голову пришла одна-единственная причина, и он бросился на нее, как утка на жука, и ни за что не желал отступиться. – Хватит и того, что твои друзья подожгут на Прибрежной Дороге пару-тройку складов, которые Шончан приспособили под свои запасы. И запомни – после полуночи. Лучше часом позже, чем минутой раньше. – Если повезет, до полуночи он выберется из города. – Это прикует их внимание к югу, и сам знаешь, потеря складов причинит им заметный ущерб.

– Сказал же, что все сделаю, – угрюмо ответил Беслан. – Подумаешь, большое дело – поджечь какую-то ерунду! А где размах?

Мэт, откинувшись на спинку кресла, положил ладони на бамбуковые подлокотники и нахмурился. Он хотел дать рукам отдых, но невольно забарабанил пальцами по подлокотнику, и кольцо-печатка, ударившись о золоченое дерево, издало громкий стук.

– Беслан, когда склады загорятся, тебя должны видеть в гостинице, понял? – Принц скорчил кислую мину. – Беслан!

Беслан всплеснул руками.

– Да понял я, понял! Я не должен ставить под удар мать. Увидят меня, увидят. К полуночи я буду пьян, как муж хозяйки гостиницы! Можешь пари заключить, все увидят! Мэт, просто в этом нет ничего героического. Я с Шончан воюю, а в каких отношениях с ними мать – неважно.

Мэт попытался подавить тяжкий вздох. Это ему почти удалось.

Конечно, никак нельзя было скрыть, что трое «красноруких» уводят лошадей из конюшни. Дважды за утро Мэт замечал, что служанки передают одна другой монеты, и оба раза, заметив Мэта, те, кто расставался с деньгами, злобно косились на него. Хотя Ванин с Гарнаном устроились как будто надолго в длинной комнате-казарме у конюшен, всему дворцу было известно, что Мэт Коутон скоро уходит, и проигравшие спор уже расплачивались. Главное, чтобы никто пока не знал, насколько скоро он уходит, а потом будет слишком поздно.

Ветер за утро набрал силу, но Мэт оседлал Типуна и принялся разъежать кругами по двору конюшни, чуть сгорбившись в седле и плотно запахнув плащ. Он ехал медленнее обычного, и стальные подковы Типуна, ударясь о каменные плиты, звенели лениво и размеренно. То и дело Мэт кривил лицо и качал головой, поглядывая на темные облака в небе. Нет, Мэту Коутону не по вкусу этакая погодка. Мэт Коутон посидит где-нибудь в теплом сухом уголке, дожидаясь, пока расчистится небо. Да-да, именно так.

Сул’дам, выгуливавшие на конюшенном дворе дамани, тоже знали, что Мэт скоро уходит. Возможно, служанки и не сообщали о том шончанкам, но что знает одна женщина, знают все на милю окрест. Огонь не может разнестись по сухостою быстрее, чем слухи среди женщин. Высокая светловолосая сул’дам бросила на Мэта быстрый взгляд и покачала головой. Другая сул’дам, низкорослая и приземистая, громко рассмеялась, улыбка надвое рассекла ее смуглое, как у Морского Народа, лицо. Он был просто Игрушкой Тайлин.

Но не сул’дам беспокоили Мэта, а Теслин. Несколько дней, вплоть до самого этого утра, Мэт не видел ее среди гулявших дамани. Сегодня сул’дам позволяли свежим порывам ветра свободно трепать свои плащи, но дамани кутались в них, только серый плащ Теслин развевался на ветру, и, совсем позабыв о нем, она то и дело спотыкалась о неровности плит. На лице Айз Седай выделялись большие, встревоженные глаза. Изредка она бросала короткие взгляды на пышногрудую черноволосую сул’дам, на чьей руке находился браслет ее привязи, и при этом неуверенно облизывала губы.